Я – Ворона
Шрифт:
Два полных семестра (сначала весенний, затем осенний, так что за учебный год их считать затруднительно) посещений занятий по живописи. Меня запихнули в «слушатели» по знакомству, обычно такое не практикуется. Чтобы выписать на мое имя пропуск, Киру Воронову оформили, как натурщицу. Написали с нее ряд портретов.
Кулинарные курсы. Прыжки с парашютом. Тир. Список длинный, в общем. Театралочка тоже туда затесалась. И обещала стать интригующей историей, но так и не стала. Потому что одно из выступлений Кира Воронова завершала на автопилоте, а после — рухнула. Обследование, белые халаты,
В нашей палате на шестерых стабильно навещали меня одну. Других… эпизодически. Еще могло быть так, что соседка ждет и готовится к встрече с родными, а утром ее забирают. Не родные, персонал.
Первое, что я попросила мне принести из дома — мою косметичку и зеркало. Мужчинам сложно ориентироваться в женских штуках, так что мой хороший захватил и ящичек с гримом. Не зря. Обычной «штукатурки» вскоре стало недостаточно.
Грим Кира Воронова накладывала каждый день. И улыбалась своему отражению в зеркале. Так, чтобы не болезненный оскал, а сияющая улыбка и блеск в глазах. Она готовилась к драгоценным встречам, репетируя счастливую и беззаботную улыбку.
Ей было плевать, что говорят (и о чем молчат) эти люди в белых халатах. У нее была цель: вернуться. Выкарабкаться. Ее ждали. «Держаться. Дышать. Ждут», — на повторе в самые плохие ночи.
И она справилась. А заодно научилась не только улыбаться. При наличии зеркала и запасов грима грех было не представить себя на месте героинь самых любимых книг, фильмов, спектаклей…
Я умею играть. Но стараюсь не вспоминать истоки этого умения. История про закулисье так и не увидела свет.
Вот и сегодня в сцене ритуала призыва демонов не будет актерской игры. Я всего лишь приоткрою краешек запечатанных воспоминаний. Окошечко в личную преисподнюю.
Сцена с ритуалом малоподвижная. Для меня, господин Лянь отрабатывает за нас двоих. Малышка к тому моменту слаба настолько, что руку с постели поднять не может. «Папа» шикарен, я верю каждому его жесту, каждому взгляду. Он полон решимости выполнить свой отцовский долг. Так, как он его понимает.
В исполнении (сильно) немолодого актера сцена обретает не только смысл, но и мощную атмосферу. Сила духа, неотвратимость, искренность. Лянь Дэшэн: лянь — как честный, значение имени — победа добра. Артист не играет, он живет в теле мастера-кукольника. И погружает в свои чувства всех, кто находится рядом.
На фоне этого потрясающего воплощения легко потеряться. К счастью, роль демона досталась не какому-нибудь смазливому, но слабохарактерному мальцу. Я забыла имя актера, стыдно. Но знаю (разведка — наше всё), что он вообще-то актер театра. Как его затащил в сериал режиссер Ян, я не в курсе. Но «демон» отрабатывает взаимодействие с «папой» так напористо и властно, что между двумя исполнителями искры летят. Без всяких спецэффектов.
Понимание демонов у костюмера с гримером интересное. Демона начали создавать еще до прибытия Яна со съемочной группой, а заканчивали уже в две пары рук, пока тут дом прогревали.
И он… как минимум необычен. Эффектен даже до обработки. После добавления «магии» от компьютерщиков станет еще внушительнее. В образе: черное и золотое.
Мне
Без понятия, как я сыграла. Наверное, хорошо.
— Камера, мотор. Начали, — на этой фразе я отключила сознание малышки Мэйли.
Осталась лишь тьма.
Позже я ни разу не посмотрю эпизод, в который включат эту сцену. «Мама, животик болит», — и еще куча других отмазок. Лишь бы оказаться подальше от экрана телевизора.
«Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя[1]», — Ницше знал, что говорил. Не стоит мне лишний раз глядеть, соприкасаться с бездной. Для оценки своего исполнения достаточно гробового молчания в помещении.
Заключительное в роли живой девочки — лежание в неподвижности, аки трупик — легкотня. Обычному ребенку такое тяжело, но Мэйли — не обычный ребенок. Больше нет.
Неожиданность приходит, откуда не ждали. Во время переодевания и смены грима: с девочкой покончено, осталась кукла.
— Господин Ян!
Звонкий голосок чуть не приводит меня к косоглазию. Это ж надо увидеть самой, убедиться, что слух меня не обманывает.
— Господин Ян! — повторяет, без сомнения, звезда наша яркая. — У Сюли просьба.
Малышка все еще принцесса, хотя давно пора б переодеться и смыть лишнее с личика. Вечер перестает быть томным…
— Я вас внимательно слушаю, госпожа Лин, — отвечает Ян, не глядя на принцессу.
— Спасибо, — милота в голосочке зашкаливает. — Можно ли сделать так? Увидеть куклу вместе с дядей?
— Этого нет в сценарии, госпожа Лин, — щегол не шелохнется даже.
Я таращу глазюки без всяких расширителей. Это ж надо! Звездочке в марте, на момент кастинга, было два с половиной. Нынче у нас на дворе июнь. Так что ей два и девять. Вопрос: она сама до такого додумалась? Если да, то Лин Сюли — гений.
— Сценарий уже менялся, — подруливает важный жаб Пэй. — Кукла не падала с обрыва, хотя ценность этой сцены подчеркнута сценаристом Ма.
Лошадушко на выездные съемки поехал, но в первый же день слег. Что-то там с пищеварением у него. Меня подмывало сказать, чтобы он жевал траву, да побольше. Тут народная медицина во многом основана на всяком растительном. А еще тигровой мази. И теплой водичке, конечно же. Если трава не поможет, то увы. Загнанных лошадей того… пристреливают.
Так или иначе, Ма лечился. Советоваться с ним приходилось в его номере в отеле. А так, конина будущая заявил: «С нами приехал младший сценарист. Пусть отрабатывает оплату труда». На мать мою китайскую женщину сценарист решил бочку катить. И рутину свалить, а с ней и ответственность, если что-то пойдет не так.
— Что вы хотите этим сказать, продюсер Пэй? — слегка приподнял бровь Ян Хоу.
— Госпожа Цзя как-то сказала, — квакает жаба. — Что командная работа по созданию кинокартины в некотором роде сравнима с успешным браком. А для его успешности необходимы компромиссы.