Я возьму тебя с собой
Шрифт:
Сероглазый, разумеется, не замечает, что главные слова я произносил на Извечной Речи, понятной любому человеческому существу в любом из миров, минующей уши и проникающей сразу в разум и душу.
– Ох, и надоешь же ты мне, если навсегда!
– Пашка вскакивает и даёт мне лёгкий подзатыльник.
– Ну, чего расселся?! Пошли купаться!
Он, пружинно подпрыгивая на своих длинных стройных ногах, бежит к Уралу. “Во!
– думаю я, сбегая по склону следом.
– Дерётся! Нет, надо всё-таки притопить поганца, и пускай кусается, фиг с ним, акула белая”.
Мы плещемся,
– Паш, давай на тот берег махнём?
– отфыркиваясь, предлагаю я.
– Устроим заплыв “Европа-Азия” и “Азия-Европа” обратно?
Пашка плавает гораздо хуже, чем я и мне хочется приучить его к воде.
– Ага, а потону я посреди Урала, как Чапаев, тогда что?
– Со мной не потонешь, - смеюсь я.
– Я ж не Анка.
– Лениво мне, - Пашка бьёт ладонью по воде, брызги веером накрывают меня.
Лениво ему!
– Трусишка, зайка серенький!
– дразню я его, брызгаясь в ответ.
– Сам ты! А если велики со шмотками у нас сопрут? Домой что, - в одних плавках потыкаем?
Велики мне жалко, велики у нас с Пашкой классные. И дорогие. Настоящие “Cannondale Prophet 71” с титановыми рамами, перевёрнутой передней односторонней вилкой, маятниковой задней подвеской с регулируемым амортизатором, кучей скоростей и широченными колёсами с могучими протекторами. Постоянный предмет посягательств со стороны Никитоса. Нам их подарили на наши пятнадцатилетия этим летом, - моя мать сговорилась с Пашкиными предками, и заказала два велика в Питере. Я, сделав зверское лицо, пытаюсь схватить Пашку за шею.
– Ну хорош, Илюха, ну кончай! Давай лучше поныряем, - отбиваясь, просит он.
Поныряем, - это значит, что я сажусь на дно на корточки, а Пашка забирается мне на плечи, потом я, резко оттолкнувшись от дна, вскакиваю одним движением, и донельзя довольный сероглазый кувырком бултыхается в воду. И так до тех пор, пока мне не надоест.
И мы ныряем, и плаваем, и брызгаемся ещё и ещё. Мы наслаждаемся летом, уральской водой, трелью одуревшего от жары жаворонка и стойким горьким запахом полыни. Мы упиваемся близостью друг к другу, нашей юностью и нашей Любовью.
Как далеки сейчас от меня проблемы Гирлеона, - моего Мира. И Орлед, моя родина, лучшая часть лучшего из всех миров тоже отпускает меня. Далеко-далеко от меня оказываются варвары из-за Перешейка, пираты с Архипелага, даже Владыки Яви и Снов из ордена Воплощённой Мечты, и те сейчас далеко-далеко. Мне скоро уходить, что ж, - я возьму тебя с собой, Сероглазый! Тебе понравится мой Мир, я знаю, ты в него влюбишься с первого взгляда. И он с радостью примет тебя в гости. Конечно же, мы вернёмся сюда, - на Землю, - здесь пройдёт лишь несколько секунд без нас, но в Гирлеоне протекут годы, годы моего Мира, который станет и твоим. Также как стал для меня моим твой Мир. Ты будешь оставаться пятнадцатилетним всё это время, твоя земная юность останется с тобой. Ты научишься многому из того, что умею и знаю я, - я, Гирс Орледский, - не всему, конечно, но многому…
– Илья!!!
– звонко орёт мне в ухо Пашка.
–
Он силком наклоняет мою голову и пригоршней плещет мне в лицо воду. Я хватаю его за запястья. Попался, гадость мокрая!
– А вот сейчас и посмотрим, кто из нас потонет, - зловеще бормочу я, выплёвывая воду.
– Ну что?! Будем учиться дышать пяткой? Зачем плескался, а? Шею мне зачем отдавил, длинноногий? Какого в ухо мне орёшь, как ледокол в тумане?
С каждым вопросом я выгибаю Пашкины руки так, что он вынужден приседать всё ниже и ниже. Над водой торчит уже только его потемневшая от влаги золотистая голова.
– Ой-ёй-ёй!
– испуганно верещит сероглазый.
– Пусти меня! Ну пусти, ну пожалуйста, ну Илюшечка! Всё-всё-всё, не буду больше! У-у, зараза, точно покусаю! На зелёнке и бинтах разоришься!
Я, довольный, отпускаю Пашку и резко, боком, без всплеска ныряю в сторону, подальше от недотопленого поганца. Делаю под водой пару-тройку мощных гребков и выныриваю метрах в десяти от разъярённого Пашки.
– Вот только вылези на берег! Попробуй только!
– бессильно грозится он, понимая, что гонятся на воде за мной бесполезно.
– Убью, заразу! У-у!
Пашка кидает в мою сторону подобранный со дна камешек, не очень-то, впрочем, надеясь попасть. Я начинаю осторожно подплывать к нему. Разозлившийся Пашка, - это уже серьёзно. Не дракон, конечно, но тоже ничего.
– Сам же виноват, ну всё, Паш, давай мириться. Хочешь, я тебе ножик твой наточу, а?
– Мириться с ним, - потихоньку остывает Пашка.
– Сам чуть не утопил, а сам…
Но я уже рядом с ним, быстро притягиваю его голову к себе и легонько чмокаю в прохладную мокрую щёку.
– Подлиза, - отталкивает меня он.
– Но смотри, Новиков, про ножик, - я тебя за язык не тянул, сегодня же и поточишь.
Ножи точу я профессионально, - больше двух веков мне приходится сражаться за мой Орлед, научился. Два века, - это по Гирлеонскому счёту, а ведь были ещё и мои предыдущие посещения этого Мира, тоже без дела не сидел…
– Завтра, - обещаю я.
– Завтра обязательно наточу.
Сероглазый доволен. Обычно ему приходится дня по три ходить за мной, канючить и обещать мне горы золотые, чтобы я взялся за его ковырялку, к которой я отношусь с крайней брезгливостью. Что поделаешь, - частенько моя жизнь, да и не только моя, зависела от качества клинка в моей руке.
– Ну что, будем вылезать?
– у Пашки на загорелых плечах маленькими бриллиантами сверкают капельки воды.
– Давай, - соглашаюсь я.
Мы, вытряхивая из ушей воду, прыгаем на берегу, трясём головами, пытаемся отжать плавки, не снимая их.
– Новиков, пошли завтра в кино, в “Современник”? Там “Хроники Нарнии” повтором идут, тебе ведь нравится фэнтези.
Это правда, фэнтези мне действительно нравится, хотя кино, как явление, я так и не понимаю до конца. Забавно, люди здесь считают это сказками, но большинство в глубине души верят в эти якобы сказки. Забавно, - да, но ничуть не удивительно, ведь отблески сиреневых зарниц Гирлеона сверкают и в этом Мире.