Я возьму тебя с собой
Шрифт:
– Ну, Павлуха! Здорово! Хоть сейчас на выставку! Понял, Никитос, какой у тебя брат?
Пашка сияет как новенькая монета, Никита жутко завидует.
– А я ему помогал!
– заявляет он.
– Вот только скажи, что нет только!
– Да уж, куда бы я без тебя, - вздыхает Пашка.
Дядя Саша, заглянув к нам, зовёт всех мыть руки и обедать. Никита мгновенно испаряется, желая быть, как всегда первым за столом. Впрочем, хотел бы я посмотреть на того, кто рискнул бы здоровьем занять его место в углу. Мы рассаживаемся у тёти Тани на кухне. Заноза, помахивая вилкой в опасной близости у своего носа, хищно смотрит на
– Сначала окрошку и котлеты, - говорит дядя Саша, забирая у него вилку.
– Не хочу окрошку, пусть вон Пашка с Илюхой её лопают пусть!
– Тогда вообще ничего не получишь, - меланхолично отзывается дядя Саша.
Компромисс всё же найден, Никита, щедро засыпав стол вокруг своей тарелки перцем и солью, начинает стремительно расправляется с котлетой, торопясь к вареникам. Пашка удручённо за ним наблюдает.
– А я вчера двенадцать раз подтянулся, - сообщает мне Никита с набитым ртом.
– Вот Пашка вот подтвердит, он считал, скажи, Паш, скажи!
– Илюша, тебе сметаны в окрошку положить?
– спрашивает тётя Таня
- Да, спасибо, и квасу побольше, если можно.
Я смотрю, как из запотевшего, сразу из холодильника, большого стеклянного кувшина в мою тарелку кручённой янтарной струёй льётся квас домашнего приготовления. Дядя Саша потрясающе его делает, - со смородиновым листом и ещё какими-то прибамбасами, составляющими его гордость и тайну. А окрошка, - это просто поэма!
Мы болтаем за столом о пустяках. Дядя Саша рассказывает, как вчера намучился с Никитосом, когда тот помогал ему менять колесо. Тётя Таня говорит, что ей страшно заходить в комнату к сыновьям, простая уборка там уже бесполезна, надо делать ремонт. Пашка канючит, чтобы ему купили новую модель, - он в “Зорях Урала” видел Dornier 335V11, прототип учебного двухкабинного, такого ни в одном музее нет. Его спрашивают, сколько эта rara avis, редкая птица, стоит. Сероглазый, скромно потупившись, называет сумму. Его онемевшие родители потрясённо молчат… Я рассказываю про то, как мама учила меня водить машину, - все смеются, кроме Никитоса, тот алчно поедает вареники, заливая всё вокруг сладким и липким вишнёвым соком. Косточки, как горох, сыплются под стол. Покончив со своей порцией и солидной добавкой, он вдруг внимательно смотрит на нас с Пашкой. В его ясных, серых фамильных глазах рождается какая-то мысль.
– А что, Пашка у тебя сегодня ночует?
– нейтрально спрашивает он меня.
– И завтра тоже, - подозрительно смотрит на брата Пашка.
– А тебе-то что?
– Ага, ага… - Заноза что-то напряжённо соображает, аж уши шевелятся.
– Ну, так я с вами буду!
Я дёргаюсь, прикусив язык, и беспомощно смотрю на Пашку. Тот, открыв рот, смотрит на Никиту. Помощь приходит со стороны.
– И думать забудь, - решительно отрезает дядя Саша.
– Вы там втроём всю квартиру разнесёте, - как мы с Натальей Сергеевной будем объясняться?
– Не разнесём, я только поиграю с ними немного только, - мечтательно говорит Никитос.
– Папа это и имеет в виду, знаем мы твоё “немного”, - вступает тётя Таня.
– Да ладно, мам, пускай идёт с нами, - вдруг кротким голосом говорит Пашка.
Это для всех, в первую очередь для Никитоса, является такой неожиданностью, что за столом воцаряется гробовая тишина.
– Пускай, пускай!
–
– Мне Илья давно уже обещал приёмы на удушение показать, - вот мы на нём и потренируемся, вместо манекена. А на ночь в ванной закроем! И свет при этом выключим! А утром…
– Ну, всё, Павел, хватит!
– пресекает сладкие Пашкины речи дядя Саша.
– Никита, сказано - нет, значит - нет! Кончена дискуссия…
– Да ладно, ладно, кончена, так кончена, - но Заноза, как и сам Пашка, никогда не сдаётся, это у них семейное, он легко находит потрясшее всех продолжение.
– Тогда я теперь спать буду на твоей кровати тогда!
Обалдевший Пашка теряет дар речи.
– Это-то ещё зачем, болячка ты гнойная?
– устало спрашивает он.
– А вот захапал себе лучшее место, а сами меня на втором ярусе поселили!
– упрёк относится ко всем.
– Лазюю туда каждый раз… А если я ноги себе переломаю?
Вот этого уж фиг дождёшься, с грустью думаю я про себя, а вообще-то, не плохо было бы…
– Да ведь ты же сам! Ну, мам, пап! Он же сам, вы ж помните! Какой скандал он тогда закатил! У-у, Занозинский… Да фиг с тобой, дрыхни ты где хочешь… - силы оставляют Пашку.
– И зачем только люди в цирк ходят?
– спрашивает у меня дядя Саша.
Я в ответ пожимаю плечами. Когда я у сероглазого дома, мне всегда спокойно за судьбу этого Мира. Уж коль здесь есть такие люди, как Пашка со своей семьёй, то значит всё ОК. Один только Никитос, смог бы не напрягаясь, дать сто очков вперёд любому из Зол моего Гирлеона…
– Как я иногда завидую Наташе!
– говорит тётя Таня.
– Покой, тишина, порядок. Илья на ушах не ходит, мебель не роняет, в комнату к нему можно спокойно зайти, - на голову ничего не упадет, и ноги не отобьёшь о гантели какие-нибудь, никому не нужные.
Вообще-то, в её голосе больше счастья и тихой радости, чем зависти. Никита начинает выбираться из-за стола, гремит табуретом, роняет на пол вилку, задевает всё, что можно задеть. Мы все привычно хватаемся за тарелки на закачавшемся столе.
– Я гулять пошёл. Чао!
– Заноза уже в коридоре.
– Пока всем!
– Умойся после вареников!
– кричит ему вдогонку тётя Таня.
– И на пустырь чтобы ни ногой!
Поздно! Лёгкий, как майский ветерок, её младший отпрыск исчезает за дверью, хлопнув ею так, что гул стоит по всему дому. Мы вчетвером, переглянувшись, все одновременно вздыхаем с облегчением.
– Вот ведь пропеллер уродился!
– улыбается дядя Саша.
– И как это мы с тобой, мать, умудрились?
– Гены, Саня, это всё гены. Ты себя вспомни в молодости. Хотя Никита тебя, конечно, превзошёл.
– Ну, иногда он совсем даже ничего, - стараюсь я быть объективным.
– Да? А хочешь, Илья, мы его тебе подарим?
– оживляется дядя Саша.
– Забирай! И балалайку его в придачу!
– Да нет уж, спасибо. Тем более с балалайкой!
– я в ужасе.
“Балалайка”, - это Занозин бумбокс, вещь, определённо имеющая связь с тёмной стороной этого Мира. И ронял его Пашка, и чаем поливал, и антенну срезал, - всё впустую! Проклятая цыкалка работает, как ни в чём не бывало! И когда у Никиты есть подходящее настроение, настроенная вечно на одну волну, как не крути колёсики, она с надрывом оглашает квартиру хриплыми слезливыми стонами каких-то приблатнённых лабухов с “Радио Шансон”.