Якутия
Шрифт:
– <Уранхай> - высшая цель, истинное прибежище всякого подлинного якута, там прошлое соединяется с будущим, а верх объемлет низ. Ведь написано в древних ичичках: <Уранхай и уранхай>. Я напишу об этом роман в жанре древнеякутского романа. Как известно, древнеякутский роман состоит из пяти амб, трех жеребцов, восьми замб, шести пипш, трех онгонч и десяти заелдызов. Эта древняя форма символизирует собой Вселенную, а также еще и человеческое тело и Землю, да и вообще - весь мир. Это и есть Якутия. И это и есть та самая идеальная великая книга, заключающая в себе все, данная Богом нам в дар; очевидно, именно эта книга была у Эллэя - первого якута. Но искать ее бессмысленно: она внутри нас. Каждый, ощутивший Якутию, воссоздает какую-то часть ее книги; и, может быть, я, смиренное существо, только мечтающее о милости быть якутом, тоже (чем черт не шутит!) внесу свое скромное слово во всеобщий горний якутский венец! Я видел эту книгу, она являлась мне, это Якутия, это Бог!!! Вы верите?
– Ну, не знаю...
– сказал Головко.
– А почему бы и нет?!
– отчеканил Жукаускас и потом вдруг тихо произнес:
– Абрам, может быть, у вас есть еще вино... Я спать расхотел, а похмелье продолжается.
– Да вот, как вам сказать...
– Я не пью!
– заявил Ырыа, подняв вверх левую руку.
– Тогда хорошо, - деловым тоном произнес Головко, засунул руку в сумку и вытащил бутылку жиздры.
Слезы проступили на глазах Жукаускаса. Он встал, подошел к Головко, обнял его и поцеловал в щеку.
– О, прелесть, о, восторг! Где сейчас наш любимый сверкающий Мирный!..
– Мирный?
– злобно спросил Ырыа.
– А что Мирный? Вы что, из Мирного?
– Мы из Якутска, друг, - ответил ему Головко, открывающий бутылку.
– А в Мирном наше сердце.
– А что там? Говнястые, по-моему, улочки, чахлые пальмочки...
– Это не тот Мирный!
– быстро проговорил Жукаускас, но Головко сделал ему знак, и он замолчал.
– Ах, да, я что-то слышал... Но по-моему, это все туфта, маразм. Небоскребы фальшивые, а киви резиновые. Говорят, эти падлы продали все алмазы и кайфуют, но это только городская верхушка, а народ нищенствует, ему-то какой прок от нарисованных автострад и игры в лето? Да и не сделаешь всего этого ни за какие алмазы. Вы там были?
– Ну, как вам сказать...
– уклончиво ответил Софрон, беря у Головко жиздру.
– Ну и что там, нормально?
– Ну так...
– Так это они для вас старались! И вообще - разве справедливо, что какой-то там Мирный наслаждается, когда вся Якутия мерзнет и умирает? И еще наши кровные алмазы продают!
– Вот за это спасибо, друг!
– честно сказал Головко.
– Мы полностью с тобой согласны. Давай, твое здоровье; пей, Софрон, видишь, Илья совсем наш!
– За Якутию - величайшую из величайших!
– воскликнул Жукаускас и отхлебнул большой глоток жиздры.
– Да здравствует Якутия!
– крикнул Головко и тоже выпил.
– Якутия восстанет!
– Я-ку-ти-я!!!
– завопил Жукаускас, хлопая в ладоши.
– Я-ку-ти-я!!!
– поддержал его Абрам, топая ногами. Ырыа презрительно посмотрел на них, потом, дождавшись, когда они замолчали, медленно проговорил:
– А меня это вообще не интересует... Я - поэт, я - гражданин искусства! Все это - тщета, бред. Я еду в Алдан, чтобы творить, чтобы почуять кровь и смертельную опасность. И вся Якутия, в конце концов, всего лишь один прием, и весь Мирный - это материал. Что мне разные страны, когда поэзия - единственная вечная страна? Что мне ваша свобода, ананасы, путешествия, когда искусство - вот главная цель всего, вот в чем ответ! Пускай я подохну в очке вонючей параши, как крыса, пусть судьба меня в блевотину засунула, я знаю - это Бог меня осенил, это маленькая волшебная снежинка села мне на губу!
Головко изумленно посмотрел на него, но тут автобус остановился.
– В чем дело?
– испуганно спросил Жукаускас, вынимая из своего рта бутылку с жиздрой.
Водитель Идам встал и повернулся к ним. В его руках был пистолет.
– А ну быстро отсюда!
– рявкнул он.
– Что?!
– ошарашенно спросил Головко.
– Вы, гады, оказывается, за этих пиздоглазых! Мы их еле выперли, а вы хотите тут сделать, как вы говорите, <великую Якутию>!.. Вон из моего автобуса, в тайгу! Я - русский человек, и не потерплю тут предателей. Здесь русская земля, и вы еще попляшете! Идите в Алдан пешком к своим якутам. Я вас дальше не повезу!
– Но деньги, договор....
– пьяным слабым голосом пролепетал Софрон.
– А я не с ними, я просто поэт!
– вкрадчиво сказал Ырыа, - меня зовут Степан Евдокимов!
– Я слышал, что ты там плел, змееныш!
– злобно отрезал шофер.
– Но Идам...
– вопросительно произнес Головко.
– Я не Идам, я - настоящий русский Иван! И я вам не дам! Вон отсюда!
Из тайги раздался выстрел.
– Это что еще, е6 твою в душу богомать!
– выругался Идам и посмотрел направо. Прозвучал еще один выстрел. В туманном белесо-сумеречном воздухе за окнами автобуса проступили черные фигуры. Они приближались, становились все четче и четче.
– Блин, тунгусы!
– с сожалением вымолвил Идам, быстро садясь за руль.
– Как?
– спросил Софрон, но тут дверь автобуса резко открылась. Ворвался высокий статный человек, одетый в черные сапоги и черную куртку. В руках у него был автомат, который он тут же направил на голову Идама.
– Руки вверх!
– крикнул он - Вы окружены! Бросай пушку, и не вздумай дурить. Одно нажатие на педаль, и твои мозги выстрелят из твоей башки, как юбилейный салют! Понял?!
Наступила напряженная пауза.
– Усритесь, гады!
– наконец вымолвил Идам, поднял руки, выпуская свой пистолет, который упал и негромко стукнулся об пол.
– То-то же, - миролюбиво проговорил вошедший, нагибаясь и подбирая пистолет.
– Здравствуйте. Я - младший лейтенант Энгдекит, Национальный фронт Освобождения Эвенкии. И прошу сразу иметь в виду: мы - не тунгусы, мы - эвенки! Куда направляетесь?
– В Алдан, - вежливо улыбаясь, ответил Головко, - к другу на свадьбу.
– К другу? Свадьба? А друг, наверное, якут...
– Да нет...
– Ясно!
– прогремел Энгдекит.
– А вы откуда?
– Я - поэт!
– сказал Ырыа.
– А что вы делаете на территории Эвенкии?
– Я?.. Живу.
– А почему вы не сражаетесь с русскими, якутами, эвенами, советскими?
– У меня... статья.
– Вы - дебил?
– Я - поэт!
– Ясно...
– проговорил младший лейтенант, подойдя к шоферу.
– Вас я, кажется, знаю. Вы из Нерюнгри. Наш главный враг.
– Да я сам эвенк...
– хмуро сказал шофер.
– Во мне есть кровь эвенкийская... Я всегда был за вас, я просто вез их, для вас...