Японские сказки
Шрифт:
Выслушала его старуха и говорит:
– Сдается мне, что неспроста наша мышь такая тощая. Живем в бедности, вот и мышь нам под стать!
Подумал старик и сказал:
– А что старуха, если мы попробуем ее немного подкормить. Глядишь, силы у нее и прибавится?
Согласилась старуха. Собрала она остатки рисовой муки, испекла румяную лепешку, а старик положил ее перед мышиной норкой. Смотрят наутро: не только лепешки нет, но и ни единой крошки не осталось. Обрадовались старики, говорят между собою:
– Наконец-то наша бедная мышь досыта наелась! Теперь-то у нее сил для борьбы сумо поприбавится!
На следующий день отправились в горы старик со старухой вместе. Очень уж хотелось поглядеть старухе, как мыши в сумо борются. Только притаились они за деревом, как слышат: кричит толстая мышь:
– Получай! На тебе еще!
– Ну, погоди у меня! – кричит ей в ответ тощая мышь. – Посмотрим, кто кого! Получи-ка сама!
Видят старик со старухой: повалила тощая мышь толстую на траву. Лежит она, встать не может. Просит, чтобы тощая мышь дала ей передохнуть.
Наконец, отдышалась она и спрашивает:
– Что за чудо с тобой, сестрица, случилось? Ведь вчера я тебя без труда на обе лопатки положила. Откуда в тебе сегодня столько силы?
– Видишь ли, сестрица, – говорит тощая мышь, – трудно тебе меня понять: ты в богатом доме живешь, а я в бедном. Редко, когда удается мне поесть досыта. Решили меня хозяева вчера побаловать, положили у входа в нору вкусную рисовую лепешку. Надеюсь, что теперь каждый вечер меня угощение дома ждать будет.
– Ах, рисовые лепешки! – вздохнула толстая мышь. – Как же я их люблю! Никогда-то меня ими никто не угощал! Только бы мне попробовать. Послушай, сестрица, принеси мне, пожалуйста, хотя бы кусочек.
– Нет, – говорит, тощая мышь, качая головой, – не могу. Как же буду я тебя задаром кормить, когда и без того в доме есть нечего? Негоже мне таким делом заниматься.
Подумала толстая мышь, подумала и предложила тощей мыши покупать у нее лепешки.
– У моего хозяина денег видимо-невидимо, – говорит толстая мышь. – Но мне от них никакого проку. Деньги не еда, на зуб их не положишь, живот ими не набьешь. Давай уговоримся: ты мне кусок лепешки, а я тебе за это монету.
– Ладно, – говорит тощая мышь, – если так, то я согласна.
Как услышали старик со старухой про мышиный уговор, поспешили поскорее домой. Заняла старуха у соседей рисовой муки, напекла лепешек. А еще достала красного полотна и сшила для мышей два маленьких пояса – фундоси, наподобие тех, в которых все настоящие борцы сумо выступают.
Когда наступил вечер, пришла толстая мышь к тощей в гости. Посмотрела на фундоси, удивилась и спрашивает:
– А эти тряпки для чего? Разве и их можно есть?
– Что ты?! – засмеялась в ответ тощая мышь. – Считаешь себя борцом сумо, а что такое фундоси, не знаешь. Это такие набедренные повязки. Наденем мы их и сразу на настоящих борцов будем похожи.
Надели мыши на себя фундоси и принялись за угощение. После еды толстая мышь отдала тощей монету, как они и уговорились.
Взяла монету тощая мышь и положила на старикову божницу.
На следующий день отправились вновь старик со старухой в горы. Сначала не могли мышей отыскать, но присмотрелись получше – да вот же они в траве, виднеются среди стебельков красные фундоси! Важно поднялись мыши из травы – настоящие чемпионы по борьбе сумо!
Толстая мышь командует:
– К параду борцов сумо приго-о-товиться!
– На-а-чинай! – вторит ей тощая.
До того потешно мышиное сумо! Смотрят старик со старухой – смеются до слез.
– Больше не победишь меня никогда! – кричит тощая мышь. – Получай!
– Нет, это ты меня не победишь! – кричит в ответ толстая. – И ты получай!
Так и повелось с тех пор. Каждый вечер ходит толстая мышь к тощей в гости, мышиный уговор исправно выполняет. Каждый раз обязательно монетку из дома богача приносит. А тощая мышь, как угостит толстую, монетку обязательно на божницу кладет. С тех пор забыли о нужде старик со старухой, а потом мало-помалу и разбогатели. А если выдавалось у них свободное время, сразу отправлялись в горы – на мышиное сумо посмотреть да посмеяться.
Старикам ума не занимать
Давным-давно правил провинцией Синано князь, который находился в расцвете сил и терпеть не мог немощных стариков и старух. Сам же отличался завидным здоровьем. «Что взять со стариков? – любил он говорить. – Больные, неряшливые, княжеству нет от них никакого проку». Всех людей, кому перевалило за семьдесят, всех до единого, он высылал на отдаленный остров. Прокормиться там было очень трудно даже здоровому человеку, а старикам – и подавно. Поэтому, не найдя пищи на этом острове, они быстро погибали. Знали об этом жители Синано, жалели своих стариков и ненавидели князя за его бесстыдное обращение с ними, но сделать ничего не могли.
Есть в Синано местность под названием Сарасина. Жил там один крестьянин, и была у него старушка-мать. Вот исполнилось ей семьдесят лет. Опечалился крестьянин. Знает, что не перенесет мать далекой ссылки. Всё ждет, когда явятся княжеские чиновники и уведут ее. Какая уж там работа в поле – ничего делать не может, только и думает, что о горькой участи матери! Измучился он вконец и решил, чем дожидаться, пока жестокие чиновники ушлют мать неведомо куда, лучше самому увести мать из дому.
Вечером пятнадцатого дня восьмого месяца полная луна заливала ясным светом поля и леса. Говорит крестьянин матери, стараясь не выдать своего намерения:
– Посмотрите, матушка, как необыкновенно прекрасна сегодня луна! Не пойти ли нам в горы полюбоваться ее сиянием?
Старушка согласилась. Посадил он ее тогда к себе на спину и зашагал в горы. Сначала он по заброшенной дорожке пересек поляну, а потом вступил в лес. Тут старуха стала обламывать ветки с деревьев, росших по обе стороны тропинки, и бросать их на землю.
– Матушка, зачем вы это делаете? – удивился крестьянин.
Но старуха ничего не ответила, только усмехнулась и опять принялась за свое. Крестьянин всё глубже уходил в горы. Когда он миновал лес, предстала перед ним долина. Пересек долину – встала перед ним гора. Поднялся крестьянин с матерью на спине на самую вершину горы. Мертвая тишина царила над горой. Ни животных, ни птиц кругом. Только в траве тихонько стрекотал сверчок, еле различимый в ярком лунном свете. Посадил крестьянин мать на траву, взглянул на нее и горько заплакал.