Японские сказки
Шрифт:
– Что это с тобой? – спросила старуха.
Сын опустился перед ней на колени и признался:
– Обманул я вас, матушка, когда приглашал полюбоваться луной. Но выслушайте меня, пожалуйста. Лишь потому доставил вас в эту глушь, что пошел вам уже семьдесят первый год, а вы сам знаете, что в нашей провинции делают с пожилыми людьми. Чем попасть в руки безжалостных чиновников, лучше уж в эту глушь. Прошу вас, будьте снисходительны ко мне!
Но старуха, кажется, и не удивилась вовсе его словам.
– Я ведь давно всё поняла, – ответила она. – Возвращайся домой и работай усердно. Уходи поскорей,
Тяжело было крестьянину слышать такие слова. Долго еще не мог он расстаться с матерью, но та, в конце концов, уговорила его, и он побрел домой. Ветки на земле, что оставила его мать, помогли ему прийти прямо к дому и ни разу, не сбиться с дороги.
С глубокой благодарностью думал он о матери и о том, как предусмотрительно она набросала для него веток.
Невыносимая печаль охватила крестьянина, когда он добрался до дома. Слезы лились ручьем по его щекам. Тихо сидел он у входа, устремив взор на луну, сиявшую над вершинами гор, и думал о матери, которая была теперь одна, где-то далеко на вершине горы. Наконец, не выдержал крестьянин, встал и зашагал по знакомой дороге, даже не подумав, что было уже за полночь. Едва переводя дух, забрался он на гору, где оставил мать, смотрит: а она как сидела, так и сидит, закрыв глаза, на прежнем месте и в той же позе, в какой он оставил ее.
– Ни за что я вас больше тут не оставлю, дорогая матушка, – промолвил крестьянин. – Очень плохо я поступил, покинув собственную мать, но теперь мы вернемся, и я буду заботиться о вас, как должно.
Поднял крестьянин старуху на спину, и вместе вернулись они домой.
Однако в провинции ничего не изменилось, и жестокий князь по-прежнему отправлял немощных стариков на верную гибель. Старуха рано или поздно могла попасться на глаза чиновникам. И тогда крестьянин, поразмыслив, выкопал под полом яму и поселил в ней мать.
Как-то раз к князю прибыл посол от правителя соседней провинции. Привез он с собой письмо, в котором говорилось: «Сделайте мне веревку из пепла, а не сделаете – пойду на вас войной и разгромлю». Князь провинции Синано оказался в затруднительном положении. Войско у соседа было явно сильнее, и на победу нечего было и надеяться. Тогда князь созвал своих приближенных на совет, но никто не мог сказать, как изготовить такую веревку. Велел правитель объявить по всему княжеству, что тот, кто укажет способ сделать веревку из пепла, получит от князя большую награду. В народе уже начали поговаривать о предстоящем нашествии и разорении родной земли, потому что никому и в голову не могло прийти, чтобы можно было сделать веревку из пепла.
– Не бывает такого, – говорили люди. – Не миновать нам беды.
И тогда наш крестьянин подумал: «Вдруг моя матушка знает, как это сделать?» Спустился он в подпол и рассказал матери о беде, которая надвигалась на страну.
– Да ведь это легче легкого! – засмеялась старуха. – Всего-то и надо, что как следует пропитать веревку солью, а потом сжечь ее!
«Правду говорят, что старому человеку ума не занимать», – подумал крестьянин с гордостью за мать и тотчас же отправился во дворец рассказывать, как следует поступить, чтобы получилась веревка из пепла. Князь так обрадовался, что дал крестьянину
Через какое-то время из соседней провинции опять прибыл посол. В этот раз он вручил князю драгоценный камень и письмо. Вот что было в нем написано: «Проденьте через этот камень шелковую нить, а если не сможете – пойду на вас войной и разгромлю». Долго рассматривал князь драгоценный камень. И так и эдак вертел ее. Наконец, обнаружил в камне отверстие, но такое узкое и извилистое, что нельзя было и представить, чтобы можно было пропустить через него нить. Снова созвал князь на совет приближенных, и опять никто не знал, как решить загадку. Большую награду посулил князь тому, кто догадается, как продеть шелковую нить через отверстие в камне. Многие ломали себе головы, но придумать ничего не могли. Крестьянин же опять пошел за советом к матери.
– Нет ничего проще, – улыбнулась старуха. – Пусть намажут медом камень у одного конца отверстия, привяжут муравья к шелковой нити и пустят его с другого конца. Муравей почует запах меда и поползет на него сквозь все извилины. Вот шелковая нить и протянется за ним сквозь всё отверстие.
Крестьянин поскорее собрался и пошел во дворец. Предстал он перед князем и пересказал ему все слова матери.
Сделали, как он сказал, и опять всё получилось. Князь был очень доволен. Снова он хорошо наградил крестьянина. Получил посол обратно драгоценный камень с продетой через него шелковой нитью и отправился восвояси. Огорчился правитель соседней провинции, когда вернулся его посол. «До чего умные люди живут в Синано! Вот не ожидал я, что так трудно будет прибрать к рукам эту землю!» – подумал он. А в Синано тем временем все успокоились и решили, что закончились у соседа загадки и больше он их не будет тревожить.
Но вскоре князь Синано получил третье письмо. На этот раз в письме было написано, что он должен определить на глаз, которая из кобылиц мать, а которая дочь. А если не сумеют этого сделать, снова грозился сосед войной. И лошадей привел с собой посол. Смотрит на них князь: как две капли воды похожи одна на другую. И масть и рост – всё в них одинаковое. Даже повадки схожи. Задумался князь, созвал приближенных на совет, но и на этот раз никто не смог ничего придумать. Куда было деваться князю? Велел объявить он по всей провинции, что всякий, кому удастся разрешить новую задачу, получит любую награду, какую пожелает.
Желающие заслужить награду толпами приходили ко дворцу и разглядывали приведенных из соседней провинции лошадей. Однако лошади были столь похожи, что никто не мог разгадать загадку. Даже известные на всю округу знахари-коновалы только качали головами да разводили руками в недоумении. А крестьянин вновь спустился в погреб к матери.
– Разве это великая трудность? – сказала она с улыбкой, как и прежде, выслушав сына. – Мне про такое дело рассказывал как-то твой покойный отец. Надо положить перед лошадьми охапку сена. Та, которая сразу набросится на еду, и есть молодая лошадь. Другая же будет ждать, пока первая насытится, и лишь потом доест то, что осталось. Вот она-то и есть мать.