Ярко пылая
Шрифт:
Были брюки, а не штаны, как у лейтенантов. Белая рубашка, более тонкая, чем она ожидала. Жилет, который, вероятно, окажется слишком большим. Туфли, которые были явно слишком большими. И, разумеется, огромная шляпа, с бесформенными очертаниями и внутренняя часть полей изъеденных, как она надеялась, соленой водой. Она подобрала ее и не обнаружила ни вшей, ни гнид, ни другой фауны, которая могла бы переселиться на ее голову. Поскольку Элинор забыла свой зонтик на «Афине», а Кроуфорд, несомненно, запретил бы ей использовать его в любом случае, этого
Там было и тонкое красное шерстяное одеяло, которое доходило до прозрачности местами, и подушка, на которой ползали нежелательные существа. Она отбросила её в сторону, задаваясь вопросом, есть ли способ сжигать насекомых, не портя подушку.
Она сложила новую одежду так аккуратно, как могла, потом выскользнула из платья и сорочки и надела ночную рубашку перед тем, как застелить свою постель. Затем обратила свое внимание на гамак... Полотно было изношено, но (когда она провела носом вдоль него, понюхав) мочей или еще что-нибудь неприятным не пахло.
Она глубоко вздохнула, повернулась спиной к гамаку, взяла веревки с обеих сторон и попыталась залезть в него. Она перевернулась через него, и соскользнула, тяжело приземлившись на ноги, ночная рубашка, разорвалась на ней. Элинор выпрямилась и попыталась снова. И опять. Потребовалось дюжина попыток, прежде чем она удержалась, прыгнула и оказалась в колыбели холста, а затем снова выпала, когда она попыталась повернуться боком.
Через десять других попыток она обнаружила, что осторожно лежит в гамаке, а ноги свисают с края. Медленно, боясь, что гамак поймет, что она делает, и снова скинет ее, она подтянула ноги и осталась неподвижной, отдохнув нескольких минут и не упав.
Затем осознала, что оставила одеяло в углу.
Она глубоко вздохнула, подождав пока ее расстройство и гнев уйдут, затем выкатилась из гамака, достала одеяло и без проблем вернулись на свою новую кровать. Мысль о том, что она смогла справиться с тем, что, несомненно, является второй природой даже для самых грубых моряков, ослабило ту ярость, от которой она не могла избавиться. Девушка сдвинулась на один дюйм, пока полностью не оказалась в гамаке и накрылась одеялом. Движение корабля придало гамаку нежное качание, более заметное, чем у кровати, что было, на самом деле, довольно приятным.
Она лежала, слушая шепот и смех офицеров возле ее двери, вдыхая знакомый запах теплого влажного дерева, который характеризовал палубу на «Афине», слезы, с которыми она боролась весь вечер, скользнули по ее щекам. Она безжалостно вытерла их. Это было временно. Рамси решит это. Он мог бы даже решить эту проблему до того, как «Славный» отправится в плавание утром. Но, предположим, что нет? Предположим, что Первый Лорд его не увидит? Слезы покатились сильнее. Она ненавидела свою слабость. Плач ничего не решит. Один корабль был очень похож на другой, и она могла использовать свой талант против врага независимо от того, на каком корабле оказалась. Элинор и Кроуфорд могут даже стать друзьями.
Ей нужно было перестать лгать
Девушка погасила фонарь и лежала в теплой темноте, наслаждаясь движением гамака и непонятным бормотанием голосов, которые были так же хороши, как колыбельная, и, в конце концов, уснула.
Глава четырнадцатая, в которой Элинор больше не единственная Поджигающая
Звук колокольчиков и топот бегающих ног разбудил Элинор, ей пришлось ухватиться за гамак, чтобы не упасть на пол. Кто-то стукнул о стену рядом с дверью.
– Завтрак!
– позвал мужчина.
Элинор зажмурилась, чтобы избавиться от смятения. Она на «Славном», куда назначена в команду Кроуфорда. Девушка должна была надеть брюки. Она выкатилась из гамака, немного спотыкаясь, и зажгла фонарь. Нет, это не был ночной кошмар. Она все еще была в своей крошечной каюте на «Славном».
Она сняла ночную сорочку и оделась в новую одежду. Застегивать молнию брюк было сложнее, чем она себе представляла, но кроме этого, мужскую одежду оказалось гораздо легче надеть, чем платье, и, конечно же, легче, чем пытаться влезть в нижнюю рубашку.
Она надела шляпу на голову, обула ботинки - те, что Фишер передал ей, будто ноги зажали в кожаные коробки, - и постояла немного с закрытыми глазами, пытаясь расслабиться. Грудь сдавило тяжелой тканью слишком большого жилета, ноги, выставленные на всеобщее обозрение, - она почувствовала себя униженной. Это было частью плана Кроуфорда, чтобы держать ее слабой, чтобы она была более восприимчива к его приказам? Ей захотелось выйти из каюты в своей одежде. Она потерла ладони о ноги, обтянутые грубой, толстой тканью, которая была, конечно, сделана не из ее нижнего белья, и, сделав еще несколько глубоких вдохов, открыла дверь.
Утром было меньше офицеров, чем прошлой ночью, и только половина из них взглянула на нее. Один из них молча предложил ей миску и протянул большую ложку, лежащую в горшке с густой овсяной кашей. Раньше она никогда не пробовала этого, хотя видела, как мужчины едят на борту «Афины». Элинор положила себе маленькую порцию, и была очень удивлена, когда тот же самый человек зачерпнул большую ложку из горшка.
– Позже вы проголодаетесь, - произнес он грубым голосом, сел и начал заталкивать кашу в рот, как бы опасаясь, что кто-то может попытаться отобрать у него.
Элинор села и начала есть более изысканно. Это была клейкая и мягкая, слегка солоноватая, усеянная кое-где шелухой, превратившаяся от длительной варки в пасту, каша. Она съела и постаралась не думать о завтраке, который был у нее на «Афине», и решила, что никогда не находила антагонизм Дольфа в неприязни. Тишина, в которой эти люди ели, была гнетущей, и ей было трудно поглощать пищу.
Когда в миске осталось всего несколько ложек, Фишер появился в дверях и сказал:
– Мисс Пемброук, капитан хотел бы видеть вас сейчас.