Ясный берег
Шрифт:
Дожди шли, мороз ударял, солнце грело — бревно
мокло, покрывалось ледяной коркой, оттаивало,
обсушивалось на ветерке.
Когда грязь подсохла, Лукьяныч взялся за работу.
Придя из совхоза домой, он надевает старые брюки и
свитер и идет к своему бревну. Бревно надлежит
остругать, выдолбить, обточить, осмолить. Хватит работишки
на всю весну.
Тетя Паша сидит у ворот на лавочке и смотрит, как
работает муж. Она
настал ее час отдыха. Отдохнуть бы вместе: сели бы,
двое стариков, поговорили дружно... Поговоришь!
Когда, вот именно, жена свободна, он, вишь, как взялся
трудиться! Летят щепки, стучит топор, шуршит рубанок,
сам весь в поту — видели стахановца?
Тете Паше хочется сказать ему что-нибудь обидное.
— Удивляюсь,— говорит она, когда он наконец
останавливается отдохнуть и топор умолкает,— кто это у
чкаловцев выдал тебе такое бревнище? Небось,
незаконно. Небось, как откроется, под следствие пойдет.
— Ты под следствие пойдешь,— замечает
Лукьяныч.— За клевету. Это мой гонорар за красоту баланса.
— Из него что дров можно напилить,— говорит тетя
Паша.— Кубометров шесть, право. Или не будет шести?
Всё бы для жизни, для дела, а не для глупости.
— Тебе поручить управление,— говорит Лукьяныч,—
ты бы и дома, и пароходы, и фабрики попилила на
дрова.
— Небось, когда я была молодая, ты со мной целый
вечер, бывало, просиживал.
— А я сам молодой был да глупый; вот и просиживал
целый вечер без всякого дела.
— То у тебя сверхурочные, то по колхозам завеешься.
Мало жалованья, что ли? Все жадность — где бы еще
сорвать сотню..,
— Грешный человек,— говорит Лукьяныч,— люблю
поработать, люблю заработать, люблю, чтобы в доме
была полная чаша.
— Ты меня любил,— говорит тетя Паша, пригорю-
нясь.— И я тебя любила.
— Действительно, было такое дело.
— А какая я была душечка! Уж какая я тебе
досталась лебедушка! Похмню, как я на ярманку оделась,
когда тебя первый раз встретила. Юбка зеленая, галун-
чиком обшитая, а кофта китайской кисеи, на рукавах
в четыре рядка оборочка, и лента в косе вишневая...
— А где та лента? — спрашивает Лукьяныч.— Я ж ее
тогда у тебя на память выпросил. Она тебе не
попадалась?
— Грубиян, право грубиян. Пугалище. Ничего не
помнит, У меня та лента спрятана. С венчальными свечами.
— А, это ты молодчина, что спрятала. Ты мне ее как-
нибудь покажи.
— Вот
непомнящим. Чем бы посидеть, чайку попить не спеша, по-
беседоБать, повспоминать...
— Видишь, Пашенька, тут разница психологии,
мужской и женской. Женщина, лишившись молодости,
интересуется главным образом повспоминать. А мужчина,
если он настоящий мужчина, и в преклонных годах орел.
У него в поле зрения и работа, и политическое
положение, и благородный спорт.
— Орел. Спортсмен какой, посмотрите на него. Всю
улицу загородил бревнищем. Шоферы ругаются, что
проезд закрыт. Спорт.
— Однако довольно, пожалуй,— говорит Лукьяныч.—
Побеседовали, повспоминали — время поработать.
И он берется за рубанок.
Этот разговор начался лет двадцать назад. Они ве-
дут его вполголоса, с прохладцей, незлобно. Если бы в
какой-то день разговор не состоялся, оба заскучали бы и
опечалились.
Время сева и свадеб. Закладываются фундаменты
новых семей и новых зданий.
Отремонтируем две сушильные печи, вышедшие из
строя в годы войны, доведем выпуск кирпича до двух
миллионов штук. Будем строить новые конюшни на всех
фермах. Завод-шеф прислал рельсы, механизируем
вывозку навоза со скотных дворов: от дворов на поля
проведем рельсы и пустим вагонетки. Вагонетки Алмазов
делает в своей мастерской. Вот человек оказался тосин
муж! В прорабы его надо перевести. На глазах растет.
Как обучил молодых! Моментально соображает всякое
дело, касающееся до строительства. О нем уже
прослышали, к нему в ученики просятся молодые люди,
желающие научиться столярному и плотницкому
мастерству.
В райцентре стучат молотки: две улицы мостятся,
Коммунистическая и Первомайская. По этим улицам
будут ходить новые автобусы, обтекаемой формы, для
них строится новый гараж. Электростанция стоит в
лесах, на капитальном ремонте. Двигатель, говорят,
привезут новый, на весь район хватит мощности,— ставь
столбы и тяни проволоку куда хочешь. Горельченко
ходит по городу, жмурится, шутит, мурлычет песню: «А мы
пидем в сад зеленый, в сад криниченьку копать».
Ждем станка, обещанного Даниловым. Станок для
• выделки черепицы, и уже появился на нашем горизонте
неугомонный председатель колхоза имени Чкалова.
Сидел у Коростелева в кабинете, поигрывал пальцами по