Языческий лорд

Корнуэлл Бернард

— Скажите Финану, что мы вернемся через три дня, — велел я им, надеясь, что так оно и будет.

Осферт без особой охоты покинул Полуночник и Ингульфрид.

— С ней всё будет в порядке, — рявкнул я на него.

— Да, господин, — ответил он отстраненно.

— С неё всё будет в порядке! Финан позаботится об этом.

Он накинул седло на ту кобылу, что была пониже ростом.

— Знаю, господин.

Я взял с собой Осферта, потому что он мог оказаться полезным. О саксах в Линдкольне

я знал лишь то, что они из армии Этельреда и, возможно, поклялись меня уничтожить, но Осферт все же был сыном Альфреда, хоть и незаконнорожденным, и с ним обращались с уважением и почтительностью, как с сыном короля.

Он обладал влиянием по праву рождения, а его приверженность христианству была несомненна, и мне понадобилась бы та поддержка, которую могло дать его присутствие.

Мы с Осфертом сели на лошадей. Стремена были слишком коротки, а подпруги болтались, и я не был уверен, что мы сможем добраться до Линдкольна, но две кобылы тронулись на север достаточно охотно, хотя, похоже, ни одна из них не была способна двигаться быстрее, чем усталым шагом.

— Если встретим датчан, — произнес Осферт, — попадем в беду.

— Скорей они умрут от смеха при виде наших лошадей.

Он скривился. Туман медленно растворялся, обнажая широкое пустое пространство болот и тростника. То было унылое и безлесое место.

На болотах жили какие-то люди, потому что вдалеке мы заметили их сараюшки и миновали несколько расставленных для угрей ловушек в темных водах канав, но ни одного человека мы не увидели.

— Что будешь делать с мальчишкой? — спросил Осферт через какое-то время.

— Продам отцу, разумеется, разве что кто-нибудь предложит больше денег.

— И его мать отправится с ним.

— А она отправится? — спросил я. — Тебе виднее, как она поступит.

Он всматривался в болота.

— Она там умрет, — произнес он.

— Так она говорит.

— Ты ей веришь? — спросил он с вызовом.

Я кивнул.

— Между ними явно нет привязанности. Все решат, что мы над ней надругались, а ее муж не поверит, когда она будет это отрицать, так что да, вероятно, он ее убьет.

— Значит, она не может вернуться? — напирал Осферт.

— Это ей решать.

Некоторое время мы ехали молча.

— Леди Ингульфрид, — нарушил он тишину, — не позволяли покидать Беббанбург в течение пятнадцати лет. Ее вполне можно назвать пленницей.

— И потому она поехала с нами? Чтобы вдохнуть воздух свободы?

— Мать хочет быть подле сына, — сказал он.

— Или подальше от мужа, — язвительно отозвался я.

— Если мы оставим мальчишку… — начал он, но запнулся.

— Мне от него никакого прока, кроме денег его отца. Мне бы следовало его продать, когда мы были в Беббанбурге, но я не был уверен, что нас выпустят

из бухты живыми, если мы не будем держать его в заложниках. А с той поры он лишь доставляет неудобства.

— Он хороший мальчик, — выступил в защиту Осферт.

— И пока он жив, этот хороший мальчик верит в то, что он претендует на Беббанбург. Мне следовало бы перерезать его паршивую глотку.

— Нет!

— Я не убиваю детей, — заметил я, — но еще через несколько лет? Еще через несколько лет мне придется его убить.

— Я выкуплю его у тебя, — выпалил Осферт.

— Ты? Где ты возьмешь золото?

— Я его выкуплю! — упорно повторял он. — Только дай мне время.

Я вздохнул.

— Мы продадим мальчишку отцу и убедим его мать остаться с нами. Ведь именно этого ты хочешь?

Он кивнул, но ничего не сказал.

— Ты влюблен, — произнес я и заметил, что смутил его, но все равно продолжал напирать, — а любовь все меняет. Человек может пройти сквозь пламя Рагнарока, когда влюблен, он забывает всё на свете и делает странные вещи ради женщины, которую любит.

— Я знаю.

— Знаешь? Раньше ты ни разу не подхватывал это безумие.

— Я наблюдал за тобой, — ответил он, — а ты не делаешь всё это ради Уэссекса или Мерсии, ты делаешь это ради моей сестры.

— Замужней женщины, — отрезал я.

— Все мы грешники, — он перекрестился. — Да простит нас Господь.

Мы погрузились в молчание. Теперь дорога шла вверх, хотя местность была и ненамного выше, но тут, наконец, росли деревья. Ольха и ивы клонились к западу от холодного ветра с моря.

Возвышенность представляла собой хорошее пастбище, ровное, но огороженное и окруженное канавой, на траве паслись коровы и овцы. Здесь были деревни и стояли добротные дома.

Наступил полдень, и мы остановились у одного из домов и попросили эля, хлеба и сыра. Слуги в доме были датчанами, они рассказали, что их лорд ускакал на запад, чтобы присоединиться к Сигурду Торрсону.

— Когда он уехал? — поинтересовался я.

— Шесть дней тому назад, господин.

Значит, Кнут и Сигурд еще не начали вторжение или же плыли, пока мы разговаривали.

— Я слышал, что саксы в Линдкольне, — сказал я управляющему.

— Не в Линдкольне, господин. В Бирддан Игге.

— Остров Бирды? — повторил я название. — Где это?

— Недалеко от Линдкольна, господин. Немного прогуляться на восток.

— Сколько их?

— Две сотни? Три? — пожал он плечами. Он явно не знал, но его ответ подтвердил мои подозрения, что Этельред привел в Нортумбрию не все свое войско, а лишь отправил сильный отряд.

— Они здесь, чтобы атаковать Линдкольн? — поинтересовался я.

— Они не посмеют! Они бы умерли! — рассмеялся он.