Йоханнес Кабал, Некромант
Шрифт:
латексом.
Супер-Эго Барроу, встав на плечи его Эго, голосило через вентиляцию: "Нам крышка, если ты
не сделаешь что-нибудь, олух волосатый! Драться или бежать! Драться или бежать!" Ид естественно
не слушал. Просто сидел в капитанском кресле с неприличным возвышением у себя в шортах и как
дурак смотрел Лейле в глаза, два колодца колдовского зыбучего песка, из которого мало кто спасся.
Когда её губы разомкнулись, и она наклонилась, чтобы поцеловать его, Барроу
да он и не мог. Даже когда её рот начал эластично и так изящно растягиваться, он просто сидел себе и
ждал, когда она сделает то, что задумала. Даже когда её губы добрались до его переносицы и
подбородка, окружая всё, что между ними, он лишь отрешённо подивился — и где только таким
трюкам учатся. Так прошло несколько мгновений, пока он вдыхал её дыхание и вспоминал, как ему в
семь лет вырывали зуб, усыпив газом. Её язык резвился на его губах, игриво щекотал ноздри.
Затем мощное мышечное сокращение от горла до живота высосало воздух у него из лёгких.
Она устала претворять в жизнь людские фантазии, она просто хотела убить кого-нибудь для
разнообразия.
Мозг Барроу вернулся в рабочее состояние, хотя и поздновато, чтобы чем-то помочь. Он
схватил её за волосы и со всей силы потянул назад, бил её по голове кулаками, силясь хоть как-то
ослабить её хватку. Всё тщетно, она в буквальном смысле была дьявольски сильна. Пока он отбивался
и вырывался, она не шевелилась, просто смотрела ему в глаза с холодным отстранённым
удовлетворением, в ожидании того момента, когда жизнь покинет его. Он чувствовал, что слабеет, в
то время как его лёгкие пытались выжать немного жизненной силы из жалких остатков воздуха.
Комната становилась всё менее различимой по мере того, как туннельное зрение всё больше и больше
ограничивало ему обзор вплоть до полного затмения, потери сознания и смерти. Его кулаки слабо
ударялись о её тело. Такое ощущение, что бьёшь по шине — эта мысль показалась ему смешной, но
засмеяться он не мог, лишь подумал, будет ли это его последней мыслью, он надеялся, что нет,
потому что хотел, чтобы последняя мысль была о Леони и о том, кто за ней присмотрит, когда его не
станет, хотя она ведь уже взрослая женщина, и не темновато ли здесь, взрослая женщина и могла
бы могла бы могла бы...
Мозг Барроу с сожалением перекрыл все речевые функции и дожидался момента вырубить и
всё остальное.
...свежий воздух ценишь только после того, как
хотя слабый запах ещё остался, и вообще, на что это ты уставился?
У Барроу помутнело и вновь прояснилось в глазах. Он всё ещё смотрел на Лейлу, а она всё ещё
смотрела на него, но что-то изменилось, и глаза Лейлы почему-то выражали смутное разочарование.
Вдруг он вспомнил, что она пыталась его убить и ему надо бы продолжать с ней бой. Он оттолкнул её
тело, но рука его не встретила сопротивления. Он попробовал похлопать её по лицу и, неожиданно,
она позволила ему это сделать, как будто так и надо. Слабое, но благодарное удивление увеличилось
в несколько раз, когда он увидел, как её голова отскочила и остановилась на расстоянии в нескольких
футах. Он вскрикнул и попятился назад, пока не упёрся в диванчик. Тяжело дыша, он бешено
посмотрел вокруг в попытках сориентироваться. Он по-прежнему был в павильоне, по-прежнему на
полу. Голова Лейлы лежала неподалёку, в то время как с другой стороны корчилось, до сих пор стоя
на коленях, её обезглавленное тело. Позади, чем-то похожим на хлебный нож, невзрачный невысокий
человек одной рукой безрезультатно скрёб по бесцветной слизи, которая покрыла почти всю
переднюю часть его пиджака.
— Да уж, — непринуждённо сказал человек, когда заметил, что на него смотрит Барроу. — Не
думаю, что она сойдёт.
— Здравствуйте, мистер Симпкинс, — хрипло сказал Барроу.
— Здравствуйте, отставной инспектор Барроу, — сказал человек и продолжил скрести пятно. —
Знаете, к пятнам крови я привык, но вот это для меня в новинку.
Он указал на разнородные части, из которых состояла Лейла.
— Я вообще-то не собирался обезглавливать барышню, только глотку перерезать. Но с ней это
не прошло. Едва лезвие коснулось того, что язык не поворачивается назвать кожей — оно заскользило
дальше. Как будто немецкую колбасу нарезаешь. А потом — хлоп! — голова слетает с плеч. Мне, как
профессионалу, было бы даже приятно, если бы не брызги этой ужасной слизи. Я привык к гейзерам
крови — нужно просто относиться к ним, как к неприятной необходимости, вроде похода к
стоматологу. Но это? — Он с серьёзным видом наклонил голову, как будто собирался сообщить о
великом открытии. — Сомневаюсь, что это вещество — естественного происхождения.
— Что теперь, мистер Симпкинс? — спросил Барроу.
Симпкинс вопросительно наклонил голову.
— Вы сказали, что убьёте меня в один прекрасный день. Этот день — сегодня?