Йоханнес Кабал, Некромант
Шрифт:
Притворяюсь, только и всего!" Когда его уводили, он шипел на Барроу — впоследствии это стало их
дежурной шуткой.
И Симпкинс, человек, который убивал, потому что мог. Его взяли по подозрению в пятнадцати
убийствах, а в комнате для допроса он спокойно заявил, что есть ещё тридцать два человека, которых,
наверное, стоит включить в этот список. Барроу до сих пор помнил, как Симпкинс сидел на скамье
подсудимых, когда зачитывали обвинения, не выказывая ни малейшей
сдержанный, если не скучающий, вид.
— Вы признаёте себя виновным?
Симпкинс поправил очки, слегка улыбнулся, показывая, что просто хочет помочь, и сказал:
— Да, безусловно.
На допросах он говорил только с Барроу, пропуская мимо ушей вопросы всех остальных, даже
в присутствии последнего.
— Почему важно говорить именно со мной? — спросил Барроу в конце концов. — Это весьма
обременительно.
— Потому что вы видите меня, инспектор Барроу. Другие через некоторое время начинают
терять интерес. Вы, что приятно, видите меня постоянно.
— Не понимаю.
— Моя жизнь не более чем заметка на полях, написанная мягким карандашом, едва видимая.
Меня обходили стороной, не замечали, не обращали на меня внимания. Для меня это стало большим
потрясением, не передать насколько болезненным. С детства я был последним, о ком вспоминали,
если вспоминали вообще. Меня всегда считали тихоней, хотя я вставал во весь рост и кричал: "Вот он
я!" Меня никогда не любили, никогда не презирали, вообще не испытывали ко мне никаких чувств.
Альфред Симпкинс — невидимка. В скором времени это стало меня раздражать. Вот тогда я и начал
привлекать к себе внимание людей.
— Вы начали их убивать.
— Да, убивать. И даже это принесло разочарование. Я надеялся вызвать сильные эмоции у тех,
чьи жизни отнимал. В конце концов, быть убитым, потому что бледного вида коротышка — я не
питаю иллюзий по поводу того, каким вам представляюсь — хочет что-то доказать, надо думать,
кого-то это по меньшей мере разозлит. Было бы обидно, разве нет? Но всё, что я получал — лишь
слабое удивление. Думаю, они и не замечали, что я их убил. Казалось, они недоумевают, расценивая
это как неудачу, как судьбу. "Ух ты, мне перерезали сонную артерию бритвой. Надо было сократить
употребление жирной пищи", "Вот незадача, меня изрубили боевым топором четырнадцатого века.
Как так вышло?" Я стоял перед ними с автоматом или шёл на них с фрезерным культиватором или
ещё с чем и кричал: "Я Альфред Симпкинс! И я вас убиваю! Не соизволите обратить хоть немного
внимания?" Они не обращали. Так что я продолжил. Надежда ведь умирает последней.
— Вы хотели,
— А как иначе? Сами посудите, я сидел у себя в гостиной, с ног до головы в крови, прижимая к
груди орудие убийства — уже помеченное как "вещественное доказательство №1" — а ваши коллеги
меня допрашивали. Не видел ли я последнее время свою соседку? Вообще-то, видел. Чуть меньше
трёх часов назад, когда до смерти забил её вот этой самой дубинкой, офицер. Что ж, сэр, у нас есть
другие дела. Всего доброго. Они не заметили. Никто меня не замечает. Кроме вас, инспектор Барроу.
Вы меня замечаете. Как только вы увидели меня, вы поняли, что это сделал я. Хотите узнать, чего бы
я хотел больше всего на свете, инспектор Барроу?
— Нет.
— Я бы хотел убить вас. — Барроу уставился на Симпкинса. — Не из ненависти. Просто
потому что вы заметите, что вас убивают. Это стало бы небольшим подтверждением моего
существования. После такого мне больше не придётся этим заниматься.
Барроу отказал Симпкинсу в просьбе и отказ этот вежливым не был. Симпкинса отправили в
Лейдстоун на такое количество пожизненных сроков, что даже при хорошем поведении он вряд ли
вышел бы до следующего ледникового периода. Отношение Симпкинса к нему с тех пор изменилось,
приобрело личный характер.
Барроу осёкся. Ему стало любопытно, почему он думает о Симпкинсе именно сейчас.
Возможно, из-за того коротышки, которого увидел в толпе. Тот был вылитый Симпкинс; сходство и
породило все эти мысли, что вертелись у него в голове. В криминалистическом плане было, конечно,
приятно вспомнить о тех делах, но они никак не помогали ему ни найти безопасное место, ни
помешать Кабалу. Легко сказать два слова "помешать Кабалу", а вот понять, что они подразумевают
оказалось ужасно сложно. Помешать ему делать что? Как помешать? Когда? "Всему своё время", —
подумал он и вышел из укрытия.
С видом человека, имеющего на это полное право, он зашёл в один из павильонов через
служебный вход. "Мне нужен лишь тёмный уголок, — думал он, — место, где можно..." Он
помедлил, втянул носом воздух. Что за запах? Странный кислый аромат чего-то синтетического.
Памятью Барроу обладал жадной, потому как единожды испытанное ощущение сохранялось в ней
навсегда. Он понял, что уже чувствовал нечто подобное раньше. К сожалению, его жадная память ещё
и крепко держалась за детали, отказываясь передавать их в когнитивные центры, поэтому он не мог
вспомнить, где это было. Он осторожно отодвинул занавес, заглянул в просвет, и остолбенел от