You raped my heart

salander.

«Шлюха» и ее партнер делают поворот в танце, и мужчина видит открытые руки, замечает тонкий браслет на одном из запястий. Видит, как колышется ткань на груди, собранная беспорядочными и мешковатыми волнами. Девчонка улыбается Уиллу. И Эрика это почему-то бесит. Сука довольна жизнью, когда он сам насквозь прогнил. Ну ничего, он собьет с нее спесь. Трахнет. Это уже решено. Заберется между ее сладких ножек и покажет, что не только Уилл да Четыре могут ею пользоваться. Коли давать, так давать всем. Последний глоток, и в бутылке Jack Daniel’s ничего не остается, даже на донышке.

Кристина смеется, и ее аккуратные серьги покачиваются в такт плавным движениям. Эрик

пожирает ее глазами. Кажется, что в черных брюках становится тесно. Твою мать. Он сплевывает на землю под своими ногами комок слюны, прочищая рот, и возвращает взгляд обратно. Но Кристина и Уилл пропали. Эрик хмурится, и замечает хвост желтого платья, скрывшийся за дверью соседнего здания.

Эрик ухмыляется.

Девочка сама себя загнала в ловушку.

Мужчина поднимается на ноги и направляется к той самой двери. Тело съедают зуд, раздражение, похоть. Голова полна тумана, а сердце пропиталось алкоголем. Сейчас сучка получит свое. За все. За то, что существует, за то, что смотрит на мир этими большими глазищами, полными весенней зелени, за то, что родилась женщиной, такой слабой, никчемной и ненужной. Все они такие. Эрик уже представляет, как Кристина кинется в ноги умолять ничего с ней не делать, не трогать. Но ему плевать. Он хочет ее кожу и ее влагу между ног. И возьмет. Потому что Эрик всегда получает свое.

Мужчина берется за черную ручку двери и дергает на себя.

========== Глава 10 ==========

Сердце ухает в груди гулко, бьется громко, словно режет грудную клетку каждым ударом. С губ почему-то не сходит дурацкая улыбка. Она растягивает рот в линию, приподнимает его кончики, и на лице Кристины читается одуряющее счастье. Она улыбается как дурочка. Пустоголовая и наивная. Трясет своими волосами, ощущая, как выбившиеся из прически пряди ласково скользят по ее шее и щекам. Заправляет одну за ухо, забирая тонкими пальцами. И почему праздник Пяти Фракций стал вызывать у нее раздражение? Ведь некогда она любила его.

Глупая. Ты, Кристина, глупая.

Сегодня все было чудесно, просто волшебно. Еще с самого утра начались поспешные сборы. Даже Трис ходила без кислого выражения на лице, как это часто бывало, когда ей было необходимо мучить себя высокими каблуками, тесными платьями, краской на лице и шпильками в волосах. Видимо, подруга с утра умудрилась встретиться с Четыре. Он на нее влияет, определенно, благотворно. И Кристина готова сбагривать ему Трис каждый раз, когда ее лицо прорезает знакомая складка негодования, а губы упрямо поджимаются. Четыре, видимо, обладает особой магией, но подруга с ним не умеет вешать нос. Кристина улыбается. Она знает, что это за магия. Этой магией зовется любовь. Пусть пафосно и затерто звучит. Пусть. Просто в случае Трис и Четыре это истина, что незыблема.

Кристина разминает шею, слыша, как хрустят позвонки. Она рада за подругу. Очень. Но что-то она слишком много думает о ее счастье. Своего-то нет. Девушка готова хмыкнуть от таких мыслей. Она толкает одну из дверей в длинном коридоре здания, в которое она зашла несколько минут назад. Дверь открывает ее взгляду очередную комнату, и Кристина, не сдерживаясь, закатывает глаза. Лучше сосредоточиться на поиске уборной, чем думать о том, как все хреново в личной жизни. Ей шестнадцать, почти семнадцать. И это естественно — хотеть встречаться, интересоваться парнями, стремиться к этому. Кристина морщит нос. В моменты таких мыслей она почему-то каждый раз ощущает себя несерьезной и недалекой девицей. Это глупо.

Пальцы касаются очередной деревянной поверхности, выкрашенной в темно-серый цвет. Эта деталь забавляет Кристину. Все

же иногда лидеры фракции так носятся с придуманными и увековеченными на бумаге правилами, что это даже доходит до абсурда. Ну вот какая разница будет ли дверь в Отречении черной или темно-серой? Бред. Кристина толкает пресловутую дверь сильнее и оказывается в долгожданной уборной. Ей необходимо освежить свою кожу и привести в порядок макияж, что несомненно поплыл.

Девушка подходит к стройному ряду раковин, отливающих белизной в свете электрической лампы, мигающей куцо, так, что света не хватает на все помещение, и углы остаются поглощенными тьмой. Смуглые пальцы откручивают кран, и из него тут же начинает бежать вода. Она касается кожи девушки, и та поспешно одергивает руку. Холодная. Даже ледяная. Брр. Но делать нечего. Кристина склоняется над раковиной и плещет воду себе на лицо и шею, стараясь не смазать косметику.

Праздник пышет весельем и радостью. Эта атмосфера торжества, единства, чего-то важного, серьезного, значимого целиком и полностью поглотила Кристину. Она помнит, как утром лихорадочно вертелась перед зеркалом, подгоняя платье, стараясь сделать так, чтобы ткань с поясницы не сползала ниже положенного и не открывала крестец, а то там и до ягодиц недалеко. Как ни странно, помогла ей Трис, уже одетая в черное короткое платье. Извечная классика пришлась к лицу подруге. Высоченный конский хвост, яркая помада на губах, темный макияж, струящаяся по телу материя и тонкие шпильки.

— Вау! Трис, ты ли это? — И смешок в голосе столь ощутимый.

— Молчи, а, — и подруга ловкими пальцами продевает булавку в ткань платья Кристины, чуть надавливает и острие касается кожи.

— Ай!

— Прости, — так поспешно, что брюнетка понимает — Трис это специально, чтобы Кристина поменьше ерничала. Зато платье теперь сидит идеально.

Они видели парней. В смокингах, с галстуками-бабочками на шее и в начищенных туфлях. Это было очень непривычно. Лишь выглядывающие из-под одежды татуировки да мелькающий пирсинг на лицах говорили о том, что эти ребята принадлежат фракции Бесстрашие. А так все чинно, цивильно, правильно. Чуть не до одури. Но Кристина заразилась этой атмосферой, поэтому кружила по комнате как ненормальная, взмахивая своими длинными юбками, а потом встала на каблуки, в мгновение ока прибавив добрых десять сантиметров роста.

Дорога до Отречения, неузнаваемая Центральная площадь. Трис качала головой и давалась диву. Несмотря на то, что подруга далеко не первый раз присутствует на этом празднике, видеть свой извечно серый дом таким, было действительно странно. Отречение консервативно, скупо на яркие цвета и брызжущие эмоции. Но один день в году все переворачивалось с ног на голову. Трис даже прошептала на ухо Кристине, что в детстве считала, что все это сон — настолько маленькому ребенку не верилось в происходящее, в пестрые краски и такую цветную жизнь. А потом Трис похитил Четыре. Улыбнулся Кристине, затянутый в черную ткань пиджака и с галстуком под самым горлом. Когда они ушли, Кристина поймала себя на том, что смотрит этой парочке вслед, открыв рот.

Потому что они были идеальны.

Да, вот так. Такое громкое и помпезное слово. Идеальны. Совершенны. Красивы. Такие правильные, подходящие друг другу. То, как он обнимал ее, то, как она прижималась к нему. Оба в черном. Стильные тени на этом празднике жизни. В тот момент солнечное платье показалось Кристине неуместным, и она нервозно сжала пальцами ткань. Завидовала ли она? Если только по-доброму. Совсем чуть-чуть. По-черному она не могла. Это ведь Трис. И подруга заслуживает счастья.