You raped my heart
Шрифт:
Кристина бредет, медленно переставляя ноги. Больше в себе, чем здесь. Она смутно осознает, что мелькают стены, покрытые известкой, какие-то железные двери, блестящие холодным металлом в тусклом свете редких ночных лампочек. Пол под подошвой ее кроссовок гладкий, почти скользкий. Но девушка этого не замечает. Она приходит к своему коллапсу, пальцы в волосы запускает, ерошит их, голову сжимает. Кристина не понимает, даже не хочет понимать. У нее картинки в мозгу чередуются. Ее семья. Воспоминания Эрика. Ее семья. Воспоминания Эрика. Дикость, такая дикость.
— Мам, что у нас на завтрак? — у сестры голос сонный, заходит она в кухню, широко разводя руки и зевая во весь рот.
Кристина за столом усмехается, нацепляет на вилку кусочек бекона и отправляет его в рот, жует, смотрит на сестру. У той короткие волосы стоят
— Руки мыла? — это голос матери. Она вырастает высокой фигурой около своей дочери.
— Мыла, — буркает та. Кристина же понимает, что девочка врет. Сестра этого не умеет. И сама Кристина тоже.
— Марш в ванную.
Сестра испаряется. Кристина улыбается. Отец тихо посмеивается, делая глоток из большой кружки кофе. Пена застревает в его усах. И он вытирает ее пальцами, пока жена не видит, распахивая окно настежь. Еще только утро, а день душный. Кристина глотает сок большими глотками. Вызывает недовольство матери этими пацанскими привычками. Младшая сестра уже сидит за столом и усиленно работает челюстями.
Кристина помнит свою семью такой. Строгая, но ласковая мать, которая умеет и похвалить, и поддержать, и дать необходимый подзатыльник, и вкусно накормить. Кристина по ней скучает. По ее теплым, таким нужным ей сейчас объятиям. По родному голосу, который, кажется, умеет успокаивать одним своим звучанием. Кристина помнит отца. Уважаемый судья в ее фракции детства. Он всегда строг с окружающими людьми, но только не со своими дочерьми и женой. Кристина не помнит, чтобы он когда-либо поднимал руку, даже тогда, когда несносные выходки двух юных девочек этого требовали. В ее доме, в том самом, который она называла своим долгие шестнадцать лет, есть большой фотоальбом, напичканный фотографиями. На них такая разная она. Кристина смеется. Кристина дурачится. Кристина корчит рожи. Кристина идет в школу. Кристина успешно сдает первый экзамен. Кристина присутствует на слушании дела в отцовском суде. Кристина с сестрой. Кристина с матерью. Кристина с отцом. Везде Кристина и неизменные улыбки. Счастье хлещет с этих фотокарточек, где фигурами на глянцевой бумаге застывают люди, события и само время. И, конечно, Кристина помнит сестру. Младшая, невыносимая, озорная и бесконечно любимая. Вот хоть сейчас закрывай глаза и представляй, как она носится по комнате, как скачет, вся такая непоседливая. А в другую секунду уже задумчивая, отстраненно и какая-то неуместно застенчивая. Сущий подросток. Такая же, какой совсем недавно была сама Кристина. Только она теперь уже взрослая. И дело не в цифрах. Дело в том, что она уже видела, что еще увидит. Теперь у нее в душе — война, под ногтями — кровь, на лице — звериный оскал. Теперь Кристина совсем иная. Но ее память все еще хранит прошлую жизнь, где были родные, была любовь, было счастье. И Кристина, наивная такая, все еще надеется, что эти картины можно повторить.
Но Эрик из ее мира должен исчезнуть.
Эрик — это все то, что разрушает ее. День за днем, ночь за ночью. А она, глупая, неимоверно, невероятно глупая, тянется к нему. Зачем? Кристина не знает. И даже сейчас, с раскуроченной грудной клеткой маленькой девочки перед глазами, со следами побоев на лице красивой женщины, с неправильной, неверной и ложной семьей, девушка понимает, что вязнет лишь сильнее. Нельзя простить Эрику его жестокость. Но нельзя и не понять, почему все так. Не ясно лишь одно: почему люди — такие звери, почему дети растут среди уродства, превращаясь в покалеченных мужчин и женщин. И она помнит его глаза. Холодные, стальные, серые. И осознание в них.
Эрик знает, что потерян для мира.
Знает, но живет. Всех марает. Ее пачкает. А она так устала сопротивляться. Путается. Спотыкается. Масти тасует. Голову задирает. И свет маленькой точкой в самом верху. И болото. Болото эмоций, мыслей, чувств. Все такая херня. Жизнь — херня. И будет лишь хуже. Рядом с этим человеком, в его прошлом, в его настоящем, в его будущем. Кристина знает.
Поток образов из слов в голове обрывается, когда девушка совершенно неожиданно оказывается в очередном коридоре. Кристина моргает. Раз. Два. Картинка проясняется. Расплывчатые силуэты уступают место реальным фигурам. Коридор пустой. За ее спиной
Кристина сидит под столом около десяти или пятнадцати минут. Пока не затекают все мышцы, обтянутые кожей, пока не начинают скулить и ныть, прося тело распрямиться, будто пружина. Девушка терпит, сцепляет зубы и снова терпит. Кристина сообразительная. Она быстро понимает, что миновала пункт охраны у самого входа, что, скорее всего, забрела в какое-то секретное место. Металлический стол наводит ее на мысли о лаборатории. Через три минуты Кристина выбирается из-под него. Она осматривается, замечает красный огонек мигающей камеры видеонаблюдения и тут же пригибается. Осторожно выглядывает, понимая, что камера направлена в иную сторону. Кристина видит еще карминовые точки, разбросанные по всему помещению. Они смотрятся как зрачки чумного зверья, и девушка ведет плечом — не по себе.
Кристина быстро соображает, что этот зал — большая лаборатория. Она видит выключенные мониторы компьютеров, огромные интерактивные доски, провода, впивающиеся в стену, как хищные щупальца морского гада, вытянутые столы, какие-то колбы за перегородками или спрятанные в навесных шкафах. Ее внимание привлекает прозрачное вещество, всем своим видом напоминающее обычную ключевую воду. Но вряд ли это так. Кристина смотрит на него с подозрением. Это вещество — единственное, что здесь есть. Все остальные колбы и пробирки девственно пусты. Девушка натыкается глазами на бумаги. В ночной темноте можно различить лишь белые листы формата A4, но не то, что на них написано. Даже очертаний букв не видно. Бумаги рядом с колбой, наполненной прозрачным веществом, кажутся Кристине важными. Почему — девушка не знает. Просто важными.
Кристина выдвигает ящики стола. Один. Листы белой бумаги, пачки ручек, линейки и простые карандаши, степлер, тетради. Второй. Плотный картон и больше ничего. Третий. Дырокол, коробки с клеем и ластиками, а потом фонарик. Девушка чуть не подпрыгивает на месте, радуясь такой удаче. И ладони потеют. Кристина напоминает себе, что она находится в самом сердце Эрудиции, в стане врага, что она там, где быть ей не следует, копается в том, в чем копаться не стоит. Кристина шумно сглатывает и включает фонарь. Луч света прорезает густую тьму, словно меч, рубящий податливую плоть. Девушка жмурится, опасливо смотрит по сторонам и склоняется над бумагами.
Буквы скачут перед глазами. Кристина читает и толком понять ничего не может. На листах с совершеннейшим официозом напечатана простая информация. Прозрачное вещество, окрещенное объектом А, даже не носящее названия, употребляется двумя способами. Первый. Его можно добавлять в любые продукты питания и воду в количестве нескольких миллилитров. Второй. Объект А можно довести до газообразного состояния и распылять в воздухе. И так, и так вещество будет попадать в организм. Через нос или рот. Кристина моргает, хмурится. Что это такое? Зачем? Следует глазами по тексту далее и чуть не давится воздухом. Объект А, прозрачное вещество в колбе, программирует человека на определенную идею с помощью образов через сны. Всем подопытным, на которых объект А тестировался, снился один и тот же сон и, спустя две недели, шел результат. Подопытные верили в то, что им навязывали, полагали, что сами так считают, не замечали подвоха.