Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– Что вы имеете в виду под тоталитарной практикой?
– поинтересовался Власов.
– Ну, очевидно же, что вся сеть просматривается спецслужбами, - не понял Михаил.
– А поскольку каждое высказывание подписано ключом автора и анонимности, как в западном Интернете, нет...
– Вы считаете это недостатком?
– перебил Фридрих.
– Приличные люди отвечают за свои слова, тем более дойчи. К тому же вам, наверное, не понравилось бы, если в REIN кто-то станет анонимно выкладывать клевету, порнографию и прочую мерзость, подписывать всё это чужим именем, и на него нельзя было бы
– Я не даю оценок, - раздражённо ответил Михаил.
– Я не пишу о том, что мне нравится или не нравится. Если я говорю про тоталитарную практику, я имею в виду только то, что это практика тоталитарная, а не то, что она плохая. Или хорошая.
– Насколько я понимаю, тоталитарное - значит, исходящее от государства. Большую часть исков к пользователям REIN, в том числе и связанных с политикой, исходит от других пользователей REIN. Вам это известно?
– Не, ну понятно же, - начал Михаил, - что если историк опубликует у себя на штелке независимое какое-нибудь исследование, а на него подаёт в суд Союз Ветеранов, то, очевидно, за этим стоят спецслужбы...
– Вы не знаете наших ветеранов, - усмехнулся Власов.
– Они дадут любым спецслужбам сто очков вперёд. Душу вынут за неправильный номер дивизии.
– Но вот была же история, когда разместили фото со зверствами дойчских войск в России, и этого человека засудили под каким-то идиотским предлогом...
– начал было Михаил.
– Это вы в российских газетах вычитали?
– прищурился Фридрих.
Михаил ответил взглядом исподлобья.
– Да. И я не вижу, почему в данном конкретном случае я не должен им верить.
– Потому что всё было не так. Сын одного уважаемого ветерана выложил у себя на штелке фронтовые фотографии из семейного архива. На них не было ничего такого, чего не бывает на войне. Например, сцена повешения красного комиссара. Вы можете найти то же самое в любом хорошем фотоальбоме на ту же тему. Но юноша, начитавшийся "Либерализирунг", снабдил их оскорбительными для достоинства дойчской армии подписями. Это случайно обнаружил ветеран, служивший вместе с его отцом. Попытки воззвать к памяти покойного успехом не увенчались. Тогда ветеранское общество подало в суд. Штелку убрали, юнцу пришлось заплатить штраф. Это вы называете "засудили"? И ещё сомневаетесь, что это была частная инициатива лично оскорблённых людей?
– У нас это описывали иначе, - пробормотал Михаил.
– Но не принципиально. Так или иначе, Райх может контролировать сетевую активность. Причём открыто, обосновывая идеологией...
– А вас это возмущает, - закончил Фридрих.
– Кстати, у вас есть штелка?
– Есть, - Михаил вздохнул.
– Но там в основном литература. Фантастику пишу всякую.
– А то, что вы сейчас читаете, выкладывать не собираетесь? В нормальном виде, а не то, что для Лихачёва?
– Разумеется, нет, - поморщился Михаил.
– Я же говорю, тоталитарный контроль. Так я могу продолжать?
– Продолжайте. Хотя слово "тоталитарный" всё-таки не подходит для описания ситуации с REIN, - нажал Фридрих.
– Не важно, как это организовано, - отмахнулся Михаил.
– Дальше можно?
Власов кивнул.
– Мы остановились на том, что национал-социалистический режим кажется устойчивым, - сказал юноша и снова уткнулся в листки.
– Характерно, что из этого исходят даже дойчские инакомыслящие и борцы с режимом. Несмотря на их публичные рассуждения о "гнилом нутре" национал-социализма и неизбежности его скорого краха, они сами в это не верят. Если национал-социализм рухнет, именно они станут первыми жертвами его падения...
Фридрих посмотрел на юношу с некоторым интересом, вспомнив, как сам думал о том же самом.
– Между тем, - продолжал Михаил, глядя в листочек, - перспектива крушения национал-социализма и распада Райхсраума куда более реальна, чем это представляется. И она тем более реальна, что связана не с недостатками национал-социализма, а с его достоинствами...
В этот момент Фридрих отключился, потому что снова поймал взгляд Фрау.
На сей раз она смотрела на него в упор - именно на него, прямо сквозь человеческую толщу, как сквозь воду. Взгляд был пристальным и лишённым даже тени симпатии, хотя и не враждебным. Так смотрят на человека неприятного, но зачем-то нужного.
Убедившись, что взгляд пойман и понят, Фрау чуть повернула голову и скосила глаза в сторону одной из дверей. Власов понял и едва заметно кивнул.
– Вы слушаете?
– невежливо спросил Михаил, шурша своими бумажками.
– Да, конечно, - автоматически ответил Власов и повторил хвост фразы - "не с недостатками, а с достоинствами..." Интересная мысль, - добавил он, - но, извините, мне, кажется, нужно...
– все эти слова он произносил, уже вставая с места и запоздало понимая, что ему сейчас придётся выбирать, с кем разговаривать в первую очередь. С одной стороны, Фрау, которая, скорее всего, выйдет вслед за ним. С другой - Гельман, который бродит где-то рядом и вроде бы тоже чего-то от него хочет. Ещё этот Калиновский... от Фридриха не укрылось, что старикашка как-то подозрительно засуетился... Ещё этот Михаил, русский юноша. Который теперь будет цепляться, пока не прочтёт свой трактат до конца.
– Значит, не слушаете, - вздохнул Михаил.
– Не буду вам мешать, вы тут на работе, - добавил он разочарованно.
– Меня заинтересовал ваш текст, - Фридриху стало слегка неловко, и он решил быть вежливым, - нет ли у вас нормального варианта? Я бы прочёл на досуге.
– Не могу, - смутился Михаил, - нормального на бумаге нет... Хотя погодите, у меня же эта штука с собой, - он засунул руку в карман брюк и принялся там копаться.
– Не надо, - начал было Власов, но настойчивый юноша уже достал из кармана вещицу и протянул собеседнику.
Это была шнелль-карта - новинка, недавно выпущенная в продажу "Сименсом". Фридрих с интересом повертел её в руках: штучка была новой и довольно дорогой.
– У меня там наговорено, в этом, как его, звуковом формате...
– Михаил слегка смутился, явно стесняясь технического невежества.
– Я сначала наговариваю текст, а потом уже записываю этим дурацким языком, чтобы для печати. Вы можете себе скачать куда-нибудь? У вас же есть, наверное, чего-то такое, - он не договорил, пошевелив пальцами в воздухе.