Юденич
Шрифт:
— Колыбель революции будет спасена Советской властью любой ценой. Во что бы то ни стало...
Тем временем генерал Юденич, находясь в эйфории успехов на поле брани, неожиданно начал заниматься реформаторской деятельностью. Он объявил территорию, занятую Белой армией, театром военных действий. Командующим войсками театра военных действий и военным губернатором был назначен бывший начальник Ставропольской губернии при Деникине генерал П. В. Глазенап. А генерал-лейтенант А. А. Гулевич, бывший командующий армейским корпусом в годы Первой мировой войны, стал официальным представителем Юденича в Финляндии.
Получая
Однако, думается, он уже начинал понимать, что сил у него для завершения наступательной операции не хватает. Одно дело — прорваться под стены Петрограда, другое — вести уличные бои в городе с миллионным населением, где каждый каменный дом можно легко превратить в маленькую крепость. Ни регент Финляндии барон Маннергейм, ни белая Эстония, ни корабельные эскадры Англии и Франции помощи — обещанной и ожидаемой — белым не оказывали.
«Северцы» завязали бой за Пулково. Однако дальше начались неожиданные события. Никаких вооружённых восстаний и рабочих забастовок, на которые Юденич и его советники из гельсингфорского Политического совещания так рассчитывали, в Петрограде не произошли.
Зато случилось другое. Большевистские агитаторы достигли успехов в своей работе в белогвардейских воинских частях среди мобилизованцых, в тылу Северо-Западной армии.
Как это ни парадоксально, но первыми «бежавшими с корабля» в армии Юденича оказались не мобилизованные псковские крестьяне, а близкие ему люди. Одним из них оказался Н. Н. Иванов — министр общественных работ правительства Северо-Западной области.
Впоследствии в берлинском эмигрантском издательстве «Русское творчество» были опубликованы его мемуары «О событиях под Петроградом в 1919 году». Самым красноречивым в них оказалась концовка записок белого министра:
«В моих глазах осенний Петроградский поход после неудачной попытки отстранения Юденича от главнокомандования был уже провален — я ни на минуту не изменил этой точки зрения. Когда армия вышла за Гатчино и были сведения, что разъезды достигли Нарвских ворот, когда лихорадка наступления охватила весь тыл и один из трубачей Юденича — Кирдецов в газете «Свобода России» описывал, как мечутся в Кремле тени Ленина и Троцкого, когда союзники заверяли, что Петроград можно считать взятым, я в конце октября купил кожаную куртку, большие сапоги, дорожную сумку и направился нелегально не только для большевиков, но и для штаба Юденича, с помощью эстонцев, через Псковско-Островский фронт на Порхов и Дно, в Петроград.
— Вы, вы... странный человек, — заявил мне перед моим отъездом из Ревеля один из видных союзников. — Зачем вам идти в сторону, тратить на дорогу недели две, если на днях вы можете по железной дороге выехать в Петроград? Да ещё захватит чека. Вы же бывший министр. Я вас не понимаю.
— Вы скоро увидите, что я выбрал самый короткий путь. Вы здесь без году неделя, а я старожил в Северо-Западной армии. Я знаю, как нельзя воевать на этом фронте. Не волнуйтесь — Петрограда Юденичу не видать. А насчёт чека — все под Богом ходим. За эти два года я стал фаталистом.
— Ах, русские. Но уже, уже.
— Уже всё пропало, сэр.
— Идите вы к Богу.
— Кампания проиграна, сэр. Русская армия между двух огней. Массовых переходов красных нет, и нет резервов. Приготовьтесь считать жертвы. Я почти год создавал, боролся, предупреждал — вся моя работа пошла прахом. Юденичи, Красновы и пр., быть может, сделают лучше.
— Зачем же вы в таком случае идёте в Россию?
— За семьёй. Довольно я рисковал головами моих близких открытой работой. Теперь я хочу заняться личным делом и спасти своих, если ещё удастся. Попутно крестьяне мне скажут, кто был прав — Юденич или я.
Успешное начало октябрьского наступления затуманило головы даже моим друзьям.
Они не соглашались со мною. Они утверждали, что Петроград возьмут.
— Нельзя не взять.
— Нельзя, но не возьмут, — обливал я холодной водой.
— Подождите ещё несколько дней. Не уезжайте. Увидите.
— Всё ясно.
Я перешёл фронт между 2 и 8 ноября невдалеке от Острова, во время боя прорвавшихся (через) большевистские проволочные заграждения эстонских войск с ликвидировавшими прорыв красными».
...Председатель Реввоенсовета Советской республики Л. Д. Троцкий сумел быстро перебросить на защиту Петрограда резервы из Москвы и Твери, снять часть войск с Северного фронта. В самом городе на Неве и из моряков Балтийского флота формировались новые отряды, которые без промедлений отправлялись на передовую.
Командование Красной Армии нашло уязвимое место в растянутом донельзя фронте белых — на стыке их 2-й и 3-й дивизий. Там, на опушке Павловского леса, оборону держал сильно ослабленный в последних боях Вятский полк. После контрудара противника «северцам» пришлось оставить Царское Село, Красное Село и Павловск.
В ответ белое командование решило отбить Красносельские военные лагеря. Была создана ударная группировка под командованием полковника Б. С. Пермикина. В неё вошли полки — Талибский (составленный из рыбаков с берегов Талабского озера), Семёновский, Конно-Егерский и Конный имени Булак-Балаховича.
На позициях под Красным Селом 27 октября вновь начались упорнейшие бои. «Северцы» взяли Ропшу, Кипень, Высоцкое. Но неожиданно генерал Юденич приказал отложить штурм самого Красного Села.
Причин такого для многих неожиданного решения командующего Северо-Западной армией было несколько. Первая и главная причина для тактика Юденича состояла в том, что 15-я армия красных вышла в тыл белым, заняв оставленный противником без боя город Лугу. После этого началось наступление на Гдов. 3 ноября части «северцев» вынуждены были оставить Гатчину, поскольку они могли оказаться в полуокружении.
Были и другие причины. В белой армии начала падать воинская дисциплина, усилилось дезертирство мобилизованных псковских крестьян. Отдельные полки порой по двое суток оставались без хлеба, не хватало боеприпасов, которых у защитников Петрограда имелось в избытке. Отсутствовали автомобили и имелся всего один-единственный танк, из большого числа обещанного союзниками.
Белоэмигрант В. Горн в своих мемуарах так описывает отступление белой добровольческой Северо-Западной армии от предместий Петрограда к границе Эстонии: