Юнона
Шрифт:
— Нэлл, ты видела, как двигаются углеродные капли? Конечно, видела, мы же вместе смотрели видео из каюты Кэндзи Куроки. А теперь вспомни, сколько времени прошло с момента твоего пробуждения до того момента, как ты добралась до двери в коридор. Пять минут, десять? Если бы они хотели на тебя напасть, они бы напали, я тебя уверяю.
Нэлл мелкими глотками цедила витаминный коктейль. Что ж, определенный резон в его словах был. Но даже если предположить, что он прав и что Си-О не собирался причинять им вред, мысль о черных лужах, бесконтрольно шастающих по станции в полной
— Почему мы не можем разговаривать по каналу связи, как все нормальные люди? Какого хрена он лезет к нам на станцию? — буркнула она.
— Он пытался с нами разговаривать по каналу связи, мы его не поняли.
— Алекс, да у тебя натуральный Стокгольмский синдром! — воскликнула Нэлл.
— Возможно, — ответил Зевелев, опуская глаза к тарелке.
Вернувшись в каюту, Нэлл обнаружила в «кейки» отложенное сообщение от Макса Гринберга.
— Миссис Сэджворт, Вы позволите нам воспользоваться модулем «Кракен»? — спрашивал он.
Нэлл тут же отправила ему вызов.
— Макс, без проблем, — сказала она. — А что, у вас появился объект для исследований? Поймали углеродного червяка?
— Если так можно выразиться, — со сдержанным торжеством в голосе ответил Гринберг. — Мы загнали в центральную воздушную камеру с пяток этих тварей, а они собрались в один шар и больше не рыпаются. Если придумаем, как этот шар оттуда вытащить — получите себе игрушку взамен Четырнадцатой точки.
Сердце Нэлл тревожно забилось.
— А если не придумаете? — спросила она.
Макс коротко выдохнул воздух.
— Придумаем! Должны придумать. Но Вы не волнуйтесь. Пока там светло, они все равно никуда больше не денутся.
«В одном отсеке да. А в остальных? Алекс говорил, что на все отсеки оптоволокна не хватит», — подумала она, но вслух ничего не сказала.
Это была первая ночь при ярком свете. Нэлл провела ее между сном и бодрствованием, то погружаясь в странные тревожные миры, залитые багровым светом, то почти выныривая в реальность. В половине четвертого утра она сломалась, надела виртуальный шлем и вывела на зрительное поле звездное небо, но толком заснуть все равно не смогла. Ей снова чудились шорохи, потрескивание и постукивание, а воображение рисовало то паукообразных, то змееобразных черных тварей, подкрадывающихся к ней со всех сторон.
Утром, умываясь, она заметила под ногтями красный налет, который так и не смогла отчистить. Тончайшие, как мох, нити тянулись от самых кончиков вглубь ногтевой пластинки, придавая пальцам то ли травмированный, то ли испачканный вид.
— С этим ничего не сделаешь, смирись, — сказала Линда во время медицинского осмотра. — Нитевидные постепенно проникают в толщу ногтей и особенно в волосяные каналы. Через пару месяцев мы все будем ходить с темно-красными шевелюрами.
«Если доживем», — подумала Нэлл.
После завтрака она снова села за статью, но работала кое-как. От недосыпа голова почти не соображала, самые простые мысли формулировались с трудом, в затылке все сильнее пульсировала
Перед обедом к ней в «кейки» стукнулся Том.
— Ты как? — озабоченно спросил он.
— Работаю, — зевнула она.
— Мишель пришел в сознание, знаешь?
Нэлл мигом села в ложементе.
— Нет. И как он?!
— Говорит, «бывало и лучше», — ответил Том. — Но он молодец, держится.
Нэлл тут же глянула в «кейки», но аватарка Мишеля оставалась тусклой.
— Сейчас Линда ему томографию мозга делает и все такое, потом усыпит его еще на сутки, — пояснил Том. — Рано ему пока разговоры разговаривать.
— Да, наверно, ты прав, — вздохнула Нэлл.
Она подумала, что Мишель пришел в себя совсем в другом мире, нежели тот, из которого его выбил удар «Ангела» по северной стыковочной оси. В том, старом мире станция не была безнадежно заражена красными нитевидными водорослями, все еще были живы, а по воздуховодам не ползали шустрые углеродные лужи. Впрочем, он, наверно, пока ничего не знает…
— Пойдем, пообедаем? — спросил между тем Том.
— Ага, давай.
В кают-компании еще никого не было. Они взяли по контейнеру и сели у стены друг напротив друга. Том выглядел очень уставшим — видимо, тоже почти не спал.
— Новые разведданные хочешь? — спросил он.
— Даже и не знаю, хочу ли, — с чувством ответила Нэлл. — Страшные?
— Это с какой стороны посмотреть, — усмехнулся Том. — Си-О снова меняет форму. Вытягивается в ленту. Дэн считает, что он собирается совершить гравитационный маневр в поле притяжения Ио. Во всяком случае, примерно через сорок часов его центр тяжести пройдет на высоте около двухсот километров над спутником и получит приращение скорости в полтора километра в секунду.
— И куда он после этого двинет? Не к нам, случайно?
Том улыбнулся.
— Чтобы оказаться на орбите Юноны, этого недостаточно. Но вопрос, конечно, интересный. Посмотрим…
Они замолчали, занятые едой, и молчание было уютным и теплым. Нэлл поглядывала на Тома и рассеянно думала, что не променяла бы свою странную жизнь ни на какую другую. Несмотря ни на что, она чувствовала себя почти счастливой.
Потом Нэлл вспоминала прошедшую ночь и удивлялась, что у нее не было совсем никаких предчувствий. Ей казалось, что безмолвный крик должен был наполнить всю станцию, что она (или они все?) не должна была находить себе места от беспричинной тревоги. Но нет — она спала, как младенец, не обращая уже никакого внимания на яркий свет, заливающий каюту, и проснулась отдохнувшая и в прекрасном настроении.
Линда тоже оказалась в прекрасном настроении, что с ней бывало крайне редко.
— Мишель родился с ложкой во рту, не иначе, — посмеиваясь, говорила она Нэлл, пока та лежала на осмотре в медицинской капсуле. — Вчера отправила томограмму его мозга в Париж, ночью пришел ответ. «В субкортикальном белом веществе лобных долей очаги кистозно-глиозных изменений без перифокального отека и объемного воздействия на прилежащие структуры». И это после того, как он чуть не превратился в мешок с костями!