Юность Карла
Шрифт:
Уже подъезжая к воротам монастыря, и Стурмиель и прежде всего Хруотланд поняли — случилось несчастье.
Метались служки, стлался заунывный звук колокола.
Хруотланд погнал коня, соскочил на всем скаку и, на бегу расспрашивая испуганных послушниц о Кларинге, кинулся по кельям. Отец Стурмиель едва поспешал за ним, по пути раздавая благословения и стараясь успокоить свою будущую паству.
Наконец Хруотланд добрался до нужной ему кельи и… никого не увидел.
— Где Кларинга? — закричал он на вставшую в дверном проеме послушницу. — Где она?
— Но вы же, господин, так торопились, что даже не слушали того, что вам говорили. Увы, господин! Увы! Она в часовне. Господин, что с вами, господин? Вы так страшно побледнели. Сестра Делфрида, быстро позовите нашего нового лекаря. Господину плохо.
— Что? Что с ней? — трясущимися губами только и смог выговорить Хруотланд.
— Уф! Я рада, что вам лучше. Мужайтесь, господин. Все в руках Господа.
— Почему? Почему она в часовне? Что с ней? Она мертва?
— Нет, господин. Но бедняжка очень близка к смерти. Накануне вашего приезда Кларинга себя плохо почувствовала, потеряла сознание, и мы перенесли ее в часовню: сейчас там наш прежний настоятель и сестры читают молитвы над ней, уповая на помощь Господа.
Молча отодвинув рукой послушницу, Хруотланд рванулся в часовню, и через мгновение перед ним предстало тело его возлюбленной, одетое в чистый белый шенс. Бледность, разлившаяся по лицу девушки, можно было сравнить только с ее одеянием.
С отчаянным криком: «Не-ет!» — как безумный, Хруотланд рванулся к невесте, обхватил руками ее тело, поднял и понес, сам не зная куда.
Неожиданно ему на плечо легла чья-то рука, и он сквозь муть и слезы, застилавшие глаза, смог разглядеть отца Стурмиеля.
— Неси ее за мной.
И столько властности и уверенности прозвучало в словах священника, что Хруотланд послушно пошел за ним.
Кларингу уложили в сухой и теплой келье, и священник, выставив всех вон, а прежде всего Хруотланда, принялся за работу.
Сухие старческие пальцы отца Стурмиеля колдовали над чашечками и баночками, что-то смешивая, добавляя и опять смешивая. Наконец он закончил свой труд и, подогрев в глиняной кружке изготовленное питье, начал осторожно вливать его в горло Кларинги. После мертвенно-холодной бледности девушка почему-то стала метаться в горячке и расплескивала напиток, и отец Стурмиель махнул рукой Хруотланду — помоги, мол. Тот обхватил ладонями головку своей невесты, прижимая ее к подушке, и вдавил большие пальцы в ямочки исхудавших бледных щечек, раскрывая ей рот. Напиток тоненькой струйкой полился в горло, частично растекаясь по подбородку, но все же попадая в рот. Кларинга закашлялась, поперхнулась, но священник осторожно продолжал поить больную девушку. Наконец кружка опустела.
— А теперь ее нужно оставить в покое, — проговорил отец Стурмиель. — Сейчас она заснет, и с Божьей помощью, надеюсь, ей скоро полегчает. Молись, юноша. Богу подвластно все. Противостоять ему невозможно.
4
Это лето выдалось в Нейстрии жарким, но зеленые своды окрестных лесов Ле-Мана дарили прохладу.
Уже с неделю, после выздоровления Кларинги, влюбленные прогуливались по их тенистым тропкам и редким полянкам, стараясь не выходить на открытое жгучее солнце. Во всяком случае, отец Стурмиель велел девушке поберечься после болезни.
Молодого владельца Антре и девушку это устраивало, и, пользуясь возможностью, они днями пропадали под сенью деревьев, скрываясь от сторонних глаз и обмениваясь все новыми и новыми признаниями в любви и клятвами.
— Знай, Кларинга, что ты моя, моя. В каждой капельке крови моя любовь к тебе, — говорил воин.
— Христос благословляет нашу любовь, мой Хруотланд, — вторила ему девушка. — Бог привел в обитель отца Стурмиеля, и ему и Богу я обязана жизнью и тому, что могу снова видеть тебя.
Серо-голубые глаза воина с обожанием смотрели на вновь обретенную возлюбленную и встречали такой же любящий взгляд.
Действительно, воистину чудодейственным оказалось лечение отца Стурмиеля, а скоро раскрылась и тайна столь внезапного заболевания девушки. Ее прояснил достойный настоятель Ле-Манской обители.
— Она была отравлена волчьим корнем, Хруотланд. Я это понял сразу же, едва осмотрел ее в часовне, до того как ты туда ворвался. Более того, я уже знал, что зелье не успело оказать до конца своего смертоносного действия и девушку можно спасти. К счастью, все необходимые снадобья находились при мне, и вот, дети мои, вы теперь воркуете как два голубка и наслаждаетесь счастьем.
Хруотланд и Кларинга опустились на колени и почтительно поцеловали сухие старческие руки отца Стурмиеля.
— Выяснил я и еще одну любопытную подробность этой странной болезни, — продолжил священник. — Незадолго до нашего приезда в обители появился новый лекарь, назвавшийся Торигом. Он уверял, что весьма сведущ в лечении болезней, и действительно довольно успешно пользовал заболевавших местных жителей. Обличьем похож на баска, да и, судя по выговору, он из южных краев. Но как только Кларинга заболела, лекарь куда-то исчез.
— Проклятье! — крикнул Хруотланд. — Теперь все понятно. Это дело рук скотины Ранульфа. Так вот как он хотел решить вопрос о наследстве Двельфа.
Хруотланд потемнел лицом и заскрежетал зубами.
— Я снесу его кабанью голову одним ударом.
— Успокойся, сын мой, — грустно улыбнулся отец Стурмиель. — Отмщение — удел Божий. Не забывай этого, Хруотланд. Не забывай. «И сказал Господь, аз воздам».
Хруотланд и Кларинга снова опустились на колени, покоренные обаянием и добротой старика, и так и застыли, пока священник, ласково положив ладони на склоненные головы, не проговорил:
— Думаю, вы не будете против, если я вас завтра и обвенчаю.
Приближался золотой сентябрь, когда, не слишком поторапливаясь, Хруотланд и Кларинга достигли Ингельгейма, где сейчас, по слухам, находился Карл и весь его двор.
Глава четвертая
Новые осложнения
1
В июле от Карломана с письмом прискакал гонец. Обеспокоенный столь необычным нововведением — всеобщей присягой, — Карломан требовал объяснений.