Юность Карла
Шрифт:
Бертрада, молчаливо наблюдавшая за Карлом, наконец тронула своего коня, подъехала ближе и заговорила:
— Ну что, хороша?
— Вполне. Пожалуй, я одобрю твой выбор, мама.
— В таком случае отправь-ка гонца и пригласи своего брата на свадьбу. Думаю, это нужно сделать.
Карл скривился при упоминании братца, но все же буркнул, соглашаясь с матерью:
— Придется.
Король вскочил на лошадь и, занимая место во главе кавалькады, довольный, взмахнул рукой, призывая двинутся в путь.
Преданность Карла матери и необходимость жениться совпали. Дезидерата притягивала его.
2
Не только в эпосе о Нибелунгах своим падением великие воины обязаны ссорам с возлюбленными. Легенды франков тоже полны упоминаний о несчастьях, связанных с деятельностью энергичных и красивых женщин, и сказители на пирах часто пели наиболее известную из них о ссоре двух франкских королев — Брунхильды и Фредегонды. В свою очередь и Арнульфинги под влиянием женщин совершали странные выходки. Никто не знал об этом лучше Бертрады. Еще Пипин, покойный король, неизвестно с чего затеял было развод с ней, и лишь вмешательство Папы привело к примирению супругов. Вернее, Бертраде-то было известно с чего, но она предпочитала об этом помалкивать. Карл не был исключением, и, сватая ему эту ломбардскую гордячку, Бертрада намеревалась наставлять его в делах королевства.
Карл разместил будущую супругу в королевском пфальце в Ингельгейме.
Несколько часов все прибывшие с Дезидератой слуги и те, что ей выделил Карл, только и занимались тем, что втаскивали, распаковывали и расставляли привезенные сундуки, корзины и даже мебель, обживая выделенные комнаты.
Дезидерата прибыла в сопровождении многочисленной группы придворных, изъяснявшихся на латыни, и сразу же простоту бывшей хозяйки Химильтруды сменила ломбардская помпезность, вызывавшая у простых франков насмешливые улыбки и даже смех. Правда, смеялись они, лишь когда были уверены, что никто из прибывших лангобардских бородатых болванов и плоскогрудых жеманниц — так называли слуг и придворных Дезидераты — их не слышит. Карл строго-настрого приказал оказывать всяческое уважение приезжим.
Невеста из Ломбардии внесла удивительные перемены в простую, незатейливую жизнь ингельгеймской виллы. Утро начиналось с церемониала вставания, при котором присутствовали все придворные, пока две служанки одевали ее. У нее был специальный слуга, каждый день делающий ей прическу, стольники выносили еду на серебряных подносах. Дезидерата одевалась в шелка и не торопилась учить язык франков, продолжая изъясняться преимущественно на латыни.
Ее королевский жених сам наматывал чулки, вставая поутру на заре, носил кожаную одежду, посещал конюшни и свинарник, поедал огромное количество сыра и оленины, молился, накинув на плечи плащ из овчины, в котором ухаживал за собаками и соколами. А в его передней постоянно толпились лесничие, конюхи и оруженосцы.
На родине в Павии Дезидерата жила во дворце с террасами, где на женской половине располагались выложенные мрамором бани. Ничего подобного не было у франков, где даже горячая вода была редкостью, кроме термоисточников. В них Карл обычно и купался обнаженным в компании друзей. Дезидерате пришлось довольствоваться лоханью.
Собственно, во Франконии не было не только дворцов, но и самих городов, городов, подобных хотя бы Павии, не говоря уже о Риме или Константинополе.
Королевская вилла в Ингельгейме была отгорожена деревянным забором от рыночной площади. Большой зал, в котором часто пировал Карл, обогреваемый в зимнее время переносными жаровнями, был украшен римскими фресками, изображавшими сцены похищения нимф сатирами, но всюду пахло соседним коровником, на крышах пристроенных помещений росли пряности, добавляемые в пищу, а во дворе распевали петухи. Карл говорил, что горожанам Ингельгейма нравится королевское жилище, а также расположенная неподалеку гробница Святого Реми, но для юной ломбардской принцессы вилла в Ингельгейме казалась обычной фермой.
Карл мечтал, что весной он увезет ее в свою любимую долину Аквис-Гранум, которая представлялась ему сплошным садом, и, как он надеялся, понравится его утонченной супруге, но Дезири — так ее называл Карл — презрительно фыркала хорошеньким носиком и требовала постройки нормального жилья с мраморными банями и непременными прогулочными галереями.
На Рождество в Майнце, расположенном у слияния великих рек Франконии Рейна и Майна, состоялась свадьба. Карл с нетерпением ожидал ее, жаждая поскорее заключить свою дорогую Дезири в объятия. И вот это случилось.
3
В неделю ваий молодые вернулись из свадебного путешествия по Рейну. В родных поместьях Карла наступила весна, но король был невесел и сразу же из Ингельгейма уехал в Геристаль, где королева-мать уже ждала его. Пасху встретили вместе.
Сразу после Пасхи, в четверг Светлой седмицы, по настоянию матери Карл издал указ о всеобщей присяге жителей его королевства, достигших двенадцати лет.
Знатные сеньоры присягали в Геристале лично Карлу: «Клянусь господину моему королю Карлу и сыновьям его, что буду верен им до конца дней своих без обмана и злого умысла». Остальной народ присягал на местах государственным посланцам. Более того, по приказу Карла франки присягали на верность и новой королеве Дезидерате.
Хруотланд, присягнувший одним из первых, наконец смог освободиться из дружеских лап своего короля, ни в какую не желавшего расставаться со своим любимцем даже на день.
Намеченный на этот год сейм все откладывался и откладывался, и Хруотланд, стосковавшись по невесте, махнув на все, решил ехать в Ле-Ман. Собственно, ему и в этот раз не удалось бы отпроситься у Карла, но назначенный новым настоятелем Ле-Манского монастыря отец Стурмиель из Валансьена настоятельно ходатайствовал за Хруотланда, пожелав, чтобы этот доблестный воин сопровождал его к западным границам Нейстрии. Карл скривился, но отказать святому отцу не рискнул.
Священник неожиданно слегка прихворнул, и отъезд затянулся. Хруотландом все больше и больше овладевало нетерпение пополам с беспокойством. Минул год с того памятного сейма, на котором барон Ранульф, возвратив поместье Антре, пообещал разобраться по справедливости в деле наследства Двельфа. Правда, с того времени ничего не произошло — ни хорошего, ни плохого. Кларинга все еще находилась в монастыре, присылая редкие весточки — последняя пришла два месяца назад. Ранульф — истинный источник беспокойства Хруотланда — по слухам, находился у себя в Сенте.
Наконец майским утром Хруотланд и отец Стурмиель отправились в путь.
Двигались они медленно: престарелый священник не мог долго выдерживать тяготы дороги, а вернее, ее полное отсутствие, и приходилось часто делать привалы.
Снедаемый необъяснимым беспокойством, Хруотланд горячил лошадь, напрасно терзая благородное животное, но сделать ничего не мог.
Одну из ночей они провели в открытом поле, и серебристые шляпки гвоздей-звездочек, словно вколоченных в небесный свод, всю ночь напролет улыбались Хруотланду сверху, но успокоения мятущейся душе не принесли.