Юность в яловых сапогах
Шрифт:
– Можно, но от станции до Андреево поля пятнадцать километров. Если нет машины, то не добраться, - поясняет мне мать Наташи. – Вот отец и ездил ее встречать раненько. Она на проходящем приехала.
– Да. На Москва-Ленинград.
– А мы на автобусе…
– Так это самый удобный способ. Ну, что чайник поставить? – Елена Кузминишна отпустила нас и, взяв чайник с плиты, набрала в него воду из-под крана, потом вновь вернула на место, но уже на горящую конфорку.
Странное дело, я впервые увидел Наташу, всего несколько раз видел ее маму, в этой квартире я был от силы три раза, но я чувствовал себя здесь, как дома. Мне было уютно, тепло, я ощущал заботу, внимание и, да-да, любовь!
* * *
– Блин! И что вчера было? – моя голова не болит, но отчего-то мне очень стыдно. Я совсем ничего не помню.
Мы лежим все в той же комнате. Ранее утро. Женька нас всех разбудил, потому что нам через час ехать на КП. Начинаются учения и нам велено еще в пятницу присутствовать на командном
Выскребов потягивается и хихикает. Бобер лежит с закрытыми глазами, но не спит. Строгин встал и одевается.
– Что ты смеешься? – спрашиваю я у Игоря, зная, что он меньше всех пьет и должен помнить все.
– Ну, вы вчера дали! – даже с некоторым восторгом присвистнул наш товарищ.
– Что все? – удивляется Бобер, так и не открывая глаз.
– Ага! Все! Но особенно чудил Принц!
– Так… поподробнее… - мое лицо наливается краской.
– О! это надо долго рассказывать!
– Мы не спешим…
– Как раз наоборот! Ладно буду по пути рассказывать. Ты хоть что-нибудь помнишь? – спрашивает он меня, и я вижу, что он уверен в обратном.
– Отчасти… Помню хорошо до первой стопки…
– Ууу! – свистит Выскребов. – так ты вообще ничего не помнишь!
Я встаю, одеваюсь и одновременно начинаю трудный мучительный процесс воспоминаний. Итак, я хорошо помню, что вчера я познакомился с Наташей. Весь день мы гуляли, а вечером собрались пойти в клуб на танцы. Туда должна была прийти Наташина хорошая подруга, которую мы не смогли застать дома. Танцы начинались в восемнадцать часов, и тётя Лена посадила нас за стол около трех часов дня. Стол, как обычно был полон. Стояла и настоечка на калагновом корне. За приезд доченьки, - так объяснила женщина наличие двух бутылок самогона. Что еще? Так… мы вернулись с прогулки, как раз к столу. Дяди Семена не было, он пришел уже позже. Когда и как, я не помню. Помню мы сидели с Наташей напротив друг друга и смотрели изредка в глаза. Вернее, я смотрел, а она, почувствовав мой взгляд, отвечала на него, после чего я отводил свои глаза. Разлили самогон не сразу, хозяйка попросила съесть сначала горяченького супа, а уж потом разлить по рюмочкам. Разливал Строгин. Мы подняли тост за хозяйку дома и выпили. Больше, как я ни силился, вспомнить ничего не получалось.
– Дааа… ну, ты и алкоголик! – изумился Игорь. А потом повернул голову к Бобру. – А ты Серега что помнишь?
– О! Я помню значительно больше! Ну, что произошло до первой рюмки говорить больше не надо. Принц, вроде все рассказал. А вот дальше, до определенного момента могу продолжить.
– Просим, просим! – карикатурно захлопал в ладоши Выскребов.
– Так. Значит, выпили мы. Принц, между прочим, не казался пьяным тогда. Он вел себя прилично и адекватно. Выпили, закусили. Колбаса, кстати, вкусная была. Так. Потом еще пару раз выпили и решили пойти покурить во двор. Наташка, между прочим, не курит. Там и встретили дядю Семена. Он покурил с нами, и мы все пошли опять за стол. Потом смотрю Принц куда-то исчез. Оглядываюсь, нет ни Принца, ни Наташки, ни тёть Лены. Только мы вчетвером: Я Женька, ты, да дядя Семен наяривает супчик. Потом не знаю почему, по-моему, услышал какой-то шум, я решил посмотреть, почему дверь в эту комнату закрыта. Открываю и вижу такую картину. Наташка стоит у окна, тётя Лена сидит в этом кресле, а Принц на коленях перед ней, держит ее руку и просит руки ее дочери. Я охренел и сразу закрыл дверь. Потом мы еще выпили, покурили, откуда-то появились все, Принц такой пьяный, веселый. Мы значит обулись и пошли в клуб. Там мы встретились с Олькой, это Наташкина подруга. Ничего себе штучка. Мы затусили с ней. Все больше ничего не помню… – он замолчал и посмотрел на Выскребова.
– Жень! Твоя очередь! – Игорь перевел очередность.
– Да, я также, как и Серега помню столько же. Единственное отличие в том, что в комнату мы тебя, Серега не пускали. А ты рвался, кричал, что хочешь поблагодарить хозяйку дома за гостеприимство. Мы тебя не удержали, и ты ворвался в комнату. Что-то стал объяснять нудно и сумбурно, мы еле-еле тебя вывели из комнаты.
– Все? – спросил Игорь
– Все.
– Значит и в самом деле были пьяны в сиську! Слушайте, орлы! Ну, до первой рюмки спорить никто не стал, и я подтверждаю, все так и было. А вот потом вы все помните только отрывки и те субъективно. Итак, вы выпили раз пять перед тем, как пойти курить. Дядя Семен, между прочим, пришел где-то на втором тосте. Он выпил с вами и стал есть. Женька предложил пойти покурить, и вы пошли. Только я, Наташа и тётя Лена остались в комнате. Буквально почти сразу может через минуты две-три, вернулся Принц. Он посмотрел на меня дикими глазами и приказал идти курить. Я отказался, тогда он стал просить тётю Лену выслушать его наедине. Он почти силой поднял ее и повел в комнату. Мы остались с Наташей одни. Она стала нервничать и пошла за вами. Вскоре появились все остальные. Ты, Серега, увидев, что нет ни Принца, ни Наташи, стал искать их под столом, но увидев закрытую комнату, бросился туда. Мы с Женей стали тебя держать, но ты рвался изо всех сил. И мы отпустили тебя. Ты ворвался в комнату, а дверь оставил открытой. Там в полумраке, Принц стоял на коленях и целовал руки тёть Лены, потом просил руки и сердца, обещал ее дочь носить на руках и прочую дребедень нес. Бобер ворвался и стал поднимать тебя с колен, говоря при этом, что у тебя будет еще много подружек. Получилась свара и мы с Женей вытащили тебя, Серега, из комнаты. За столом ты успокоился, вы еще несколько раз выпили. Дяди Семена я больше не видел. Потом вышли женщины
ГЛАВА 7.
Жизнь есть жизнь, а смерть всегда рядом.
Как и в каждом авиационном полку в полку, назначенному нам для стажировки, существовали три маршрута на перехват. Один предназначался для работы по маловыстоной цели, второй – по цели, летящей на средней и большой высоте и на маршруте номер три отрабатывалось уничтожение цели, летящей в стратосфере. Эти боевые маршруты находились внутри района полетов, который был строго очерчен с севера и юга международными трассами, а с запада и востока трассами местного значения. Получалась своего рода геометрическая фигура, напоминающая неправильную трапецию. Маршруты начинались над точкой и заканчивались там же. Отработка перехвата цели представляла собой следующее. Истребитель, игравший роль противника, взлетал первым и шел по заданному курсу, строго по начертанному маршруту и на установленной высоте. Через некоторое время с аэродрома взлетал перехватчик и шел с назначенным курсом, зависящим от упражнения, которым предписывалось уничтожить цель либо в переднюю полусферу, либо в заднюю, либо вообще под углом. При взлете истребителем сначала управлял руководитель полетов, потом он передавал управление ближней зоне и уже после этого управление переходило к дальней зоне, когда самолет находился в сорока-пятидесяти километрах от точки. Приняв управление «целью» и перехватчиком, руководитель дальней зоны напоминал тем курс и высоту полета, после чего, обозначив координаты и позывные обоих, он перекидывал их управление штурману наведения. С этого момента и начиналась отработка упражнения. «Цель» следовала строго по маршруту, а перехватчик, управляемый штурманом, вертелся, направляясь поближе к «врагу». Как только летчик засекал заданную цель и захватывал ее прицелом, он уже сам отрабатывал пуск ракет и стрельбу из пушек, которые имитировались фотоаппаратом. После отработки перехвата два самолета в обратном порядке следовали на точку. Штурман давал курсы на точку и обозначив координаты своих самолетов, передавал их руководителю дальней зоны, тот, в свою очередь – руководителю ближней зоны, после чего руководитель полетов сажал их на полосу. Вот вкратце, что представляла из себя работа авиационного полка по отработке перехвата целей. Если углубляться, то надо сказать, что сложность полетов зависела от погоды. Существовали простые метеоусловия – ПМУ, сложные метеоусловия – СМУ и минимум разрешенный ля полетов – минимум. Все упражнения в разных погодных условиях летчики и штурманы выполняли для поддержания постоянной боевой готовности. И это тоже не все. Если я начну подробно излагать жизнь авиационного полка, то не хватит ни терпения, ни книги. Всему этому нас обучали долгие годы. Я лишь рассказываю кратко, чтоб передать суть происходящего.
Я стою в комнате наведения, возле меня старший лейтенант Чемоданов. Оперативные тоже должны наводить, так как «все мы из народа» - так говорит он. Я склоняюсь над ИКО – индикатором кругового обзора и всматриваюсь в метки. Вот одна из моих – азимут тридцать, дальность пятьдесят. Это полсотни третий.
– Вижу! – говорю я в микрофон громкой связи
– Второй полсотни пятый! Азимут сто девяноста, дальность шестьдесят. Видишь? – спрашивает через громкую связь руководитель дальней зоны. Сегодня его место занимает сам начальник КП.
– Вижу обоих! – отвечает за меня Чемоданов. – Передавай!
Через несколько секунд динамик радиостанции затрещал и зашипел. Потом раздался странный мужской голос словно человек находился где-то далеко в бездне морской. Слов разобрать было невозможно.
– Папатпщщщ подхошшшш, полсошшии тшши. Крушшц шшшесс… высшшшшоо папаааапп…
Я молчу, пытаясь понять, что произошло и что мне говорит летчик, а это именно он.
– Что молчишь? – спрашивает меня старлей. – Отвечай!
– Так я ничего не понял! – оправдываюсь я.
– Что ты не понял?! Он сказал: Патефон-подход, я полсотни третий, с курсом шестьдесят, высота пять в наборе до шести.
– И это он все сказал? – не верю я оперативному, ставшему на несколько часов штурманом.
– Да! Пойми самое главное в радиообмене, да и во всей нашей работе, это то, что ты должен знать заранее, что тебе говорит летчик, тогда ты научишься его понимать всегда. Он летит на высоте в кабине скоростного самолета, у него нет возможности держать рукой микрофон, поэтому у него ларинги. Он говорит, а ты вслушивайся и знай, что он должен сказать. По заданию он идет с курсом шестьдесят, об этом ты знаешь, потому что сказал РДЗ, и ты видишь метку она движется с курсом шестьдесят. Высота упражнения: цель – восемь тысяч, перехватчик – шесть. Он тебе сказал в наборе до шести. Понимаешь, о чем я говорю.