Южный поход
Шрифт:
Я, признаться, и в самом деле задумался тогда о горькой своей судьбинушке и о том, что мне категорически не везет в любви. Была Ириша, да и сплыла со своим новым ухажером. Вроде все хорошо пошло с Ольгой, но и она разобиделась чего-то и нашла себе нового утешителя. Недаром говорят, с глаз долой — из сердца вон. Заслышав участливый тон старого солдата, я малодушно ответил:
— Да, променяла моя голуба меня на другого. Не успела и неделя пройти, понимаешь ли.
Солдат усмехнулся.
— Эх, молодо-зелено. Нашел, о чем кручиниться. Ну и хорошо, что другого нашла, теперь знаешь, какова она есть по своей
— И что же теперь, ничего не делать? — спросил я, хотя на самом деле начал уже обдумывать подробный ответ девушке, обрисовав ситуацию и объяснив, почему уехал так срочно и не зашел попрощаться. — Не писать ей и не извиняться, что внимания не уделил?
Солдат закурил трубку с терпким табаком. Другие его товарищи, загорелые, все повидавшие, чумазые и грязные, улыбаясь, слушали наш разговор.
— А чего ей писать-то? — спросил в ответ пожилой солдат. — Не надо ничего бабе писать. Пусть мается и переживает, это ее бабья доля. Я вот своей жинке раз в год пишу и ничего, все путем.
— А если она вообще разозлится и мы с ней размолвимся навсегда? — возразил я. — Тогда как быть?
— Да пес с ней, с бабой-то, — сказал солдат, покуривая трубку. — Ты, вашблагородь, не о том кручинишься. Если о бабе будешь думать, а не о том, как в бою себя показать, то прямо завтра тебя бухарская стрела в песках похоронит. Ежели она тебя и вправду любит, то дождется, хоть ты ей вовсе не отвечай. А ежели ты ей не люб, а так, для развлечения, то хоть всю ее с ног до головы письмами завали, все равно в сторону смотреть будет, понял, барин?
— А и правду говоришь, браток, — медленно сказал я, осознавая, что это действительно так. — Не буду я перед ней извиняться. Напишу короткую записку, пусть дальше сама решает.
Я поблагодарил солдат за место у костра и прочищенные мозги, поднялся и заковылял к мушкетерскому полку Васьки Бурного. Вернувшись к себе, я быстро накарябал Ольге ответ. Написал, что чувствую себя превосходно и еще не скоро вернусь с похода. Графу, отцу ее, передавал привет и желал ему крепкого здоровья. Об удальце с бакенбардами не обмолвился и слова. Запечатал конверт и отнес Кушникову, ведавшему отправкой посыльных. Затем завалился спать, потому что дико устал за прошедший день.
Рано утром, еще затемно, Суворов соскочил с обоза, где ночевал и громко залаял. Это был сигнал к продолжению марша. Армия двинулась дальше, хотя ночь стояла прохладная и люди ежились от холода.
Я проснулся под утро. За горизонтом заалела полоса неба, предвещая скорое появление солнца. Было так холодно, что доски повозки побелели от инея.
Весь день я лежал на повозке, трясясь на ухабах и глотая пыль. На следующий день я пообещал себе сесть в седло, так как устал валяться без движения. Армия продолжала идти ровными колоннами и отряды легкой кавалерии продолжали маячить вдали, ведя разведку. Казахи ехали отдельной группой и Бурный сообщил мне, что Уали хану сильно полегчало и он вскоре уедет в свою ставку с отрядом телохранителей. Из-за сильной жары и усталости верховых животных днем приходилось делать кратковременные остановки.
Ночью неожиданно налетела сильная гроза и грянул проливной дождь. С неба хлынули потоки воды. Люди прятались в палатках и под обозами. Стало очень холодно
Утром я уселся на Смирного и мы отправились дальше в поход. Лошади выглядели чрезвычайно усталыми, даже Смирный не протестовал против моего сидения на его спине. Несколько лошадей пали и Суворов приказал сбавить темп. Проводники из казахов сообщили, что впереди грядет особо трудный переход через пустыню. Я напряг свои скудные познания в географии этого края и вспомнил, что нам предстоит пройти через Каракум.
Степь превратилась в широкую равнину с рыхлой песчаной почвой, покрытую травой. Днем после дождя еще было свежо, но ближе к вечеру солнце снова стало палить беспощадно. Мы шли по рыхлой почве, причем земля быстро высыхала под жаркими лучами солнца. Вдали высились небольшие горы, иногда попадались небольшие озера и речки.
Вскоре равнина сменилась солончаками, то есть высохшими солеными озерами. Мне уже было не до сердечных переживаний, поскольку дело начало принимать серьезный оборот. Солончаки покрыты ослепительно белой коркой кристаллов, какая-либо растительность здесь отсутствует. Иногда эта корка образует непробиваемый панцирь и лошади, проезжая, не оставляют на ней следов. И порой эта корка превращается в вязкую глину, в которой утопали ноги и людей, и животных. Приходилось вручную тащить повозки из грязи, помогая изнемогающим лошадям, и все это при традцатиградусной жаре.
Армия неуклонно двигалась на юг-восток, к Аральскому морю и Яксарту. К вечеру остановились на привал у колодцев, на которые указали кочевники. Поскольку это были совсем не такие колодцы, к которым привыкли дети 21 века, воду пришлось откапывать между песчаных холмов. Я бы никогда в жизни не додумался, что здесь можно искать воду, но казахи уверенно ходили между возвышенностей и указывали рукоятями плетей, где нужно копать. Вскоре в этих местах откапывали свежую пресную воду на глубине полуметра или немного больше.
Люди к тому времени уже порядком истомились от жажды и Суворову пришлось самолично управлять раздачей воды между полками. В дальнейшем он уже отправлял проводников заранее на место привала с казаками и они готовили колодцы к моменту прибытия остальной армии.
В дальнейший путь армия двинулась уже в два часа утра, по холодку. В темноте мы двигались по сверкающей серебром солончаковой долине, в складках которой иногда после дождей оставалась соленая вода. В этих местах кое-где произрастали заросли полыни. Днем из-за жары и усталости тягловых животных пришлось отложить марш до вечера. У людей осталось мало воды и глядя на их искаженные от жажды лица, я впервые задумался о том, что мы ввязались в гибельное предприятие.
Пройдя еще дальше, мы остановились на ночлег у других колодцев, уже приготовленных проводниками. Солдаты бросились к воде, не соблюдая строй и с большим трудом навели порядок.
На следующий день солончаки почти исчезли и пошла самая настоящая пустыня с барханами и песчаными холмами. Утром песок быстро нагрелся на солнце и обжигал ноги даже через сапоги. Вечером солдаты устроили у колодцев свалку, а лошади отчаянно ржали, требуя воды. Животных приходилось удерживать силой, чтобы они не ворвались в колодцы. Впрочем, казахи уверяли Суворова, что это последний утомительный переход и вскоре мы доберемся до моря.