Южный поход
Шрифт:
— Красиво получилось и крепко, — заметил мой знакомец Василий Бурный. — Быть сему поселению нашим новым оплотом на юге.
Армия собиралась в дальнейшее путешествие. Я порадовался, что сегодня мы пойдем не по жаре, а по холодочку. Вернее, не пойдем, а поедем.
Смирный, за которым присматривали вместе с другими конями, недовольно покосился на меня и взбрыкнул, когда я оседлал его.
— Успокойся уже, мерзкое животное, — сказал я. — Если ты еще раз попробуешь меня выкинуть, как вчера, я заколю тебя и отдам казахам, чтобы приготовили конскую колбасу.
Смирному
Вскоре мы выехали дальше в степь, оставив позади свежепостроенное поселение. В нем остались две роты. Солдаты немедленно приступили к возведению домов для проживания внутри лагеря и укреплению стен камнями. Им предстояло еще много работы в ближайшие дни.
От адъютанта я узнал, что Суворов долго думал, как назвать поселение и в конце концов назвал его просто Орду-базар.
— У занудливых голов там, в столице, много времени, — сказал он. — Пусть сами подыщут название и сообщат нам, а заодно пусть пришлют резервы и припасы.
С новостью об основании новой точки на карте и просьбой о снабжении он отправил в Санкт-Петербург очередного гонца. Мы продолжали поход, но уже гораздо медленнее. Лошади здорово устали за эти дни и теперь выбивались из сил.
Армия ехала на подводах до обеденного привала. Как и всегда делал Суворов, он отправил вперед поваров, чтобы к моменту прибытия к месту отдыха обед был готов и солдаты, не теряя времени на ожидание, могли сразу отведать горячей пищи.
После отдыха прозвучала команда дальше идти пешком, чтобы дать отдохнуть ездовым животным.
— Батюшка наш Александр Васильевич желает, чтобы мы совсем не разжирели, лежа на повозках пузом вверх, — говорили солдаты.
Видимо, Суворов и в самом деле считал, что на подводах армия чересчур расслабится и ослабнет. Он приказал войскам идти до вечера ускоренным маршем. Днем прошел дождь и ноги солдат намокли. Жара сменилась осенней стужей, хотя в степи стоял самый настоящий летний месяц. Я никогда бы не подумал, что на юге может быть так холодно. Но солдаты не роптали, а бодро шли в полном снаряжении, да еще и пели весь день самые разные песни.
Ближе к вечеру началось самое интересное. На горизонте снова показалась темная полоса. Прискакали казачьи разведчики и сообщили, что с юга снова едут казахи. На случай возможного столкновения я решил вероломно покинуть мушкетеров и перебраться поближе к полководцу, чтобы посмотреть, как он управляет войсками. Приехав к командующему, я обнаружил его в открытой повозке и изучающим казахский язык в компании с татарским переводчиком. Рядом ехали на конях генералы и командующие.
— Это мой посланник расстарался, — сказал Суворов, когда узнал о приближении кочевников и имея в виду Атаке бия. — Вон как быстро примчались. Ну что же, посмотрим, какой ответ он принес. Очень надеюсь, что разумный.
Я тоже надеялся на это, потому что, как бы не храбрился Суворов, ему нужно было по возможности сохранить целой и невредимой свою чрезвычайно растянутую линию снабжения. Конечно же, ему вряд ли удалось бы сделать
— Я заглянул в глаза этим дикарям, — заявил один из полковников, по фамилии Штейнвер, заведовавший полком пехоты. — И скажу вам со всей определенностью, они понимают только самое жестокое обхождение. Их надлежит победить, пленить и разделить на три части, одну тут же уничтожить на глазах других, вторую послать на каторгу, а третью оставить здесь, в совершеннейшей покорности.
Суворов, не любивший ненужной жестокости, поморщился.
— Подобная лютость приведет сей край в полное волнение и навсегда оттолкнет киргиз-кайсаков от нас, — ответил он, отвергая вредный совет. — Более того, это поставит под угрозу весь наш поход, поскольку мятежники с легкостью перережут нашу линию снабжения. Вы хотите сгинуть в бухарских песках или замерзнуть в памирских снегах? У кого есть другие предложения?
— Отпустить плэнных, пусть идут с Богом, — беззаботно сказал Багратион.
Суворов улыбнулся.
— Князь Петр, пленных сначала захватить надо, а где нам взять столько коней? Киргиз-кайсаки известны чингизидовой тактикой, столь ужасной, сколь и разумной. Сначала они нападают, осыпают стрелами, а при малейшей опасности уходят назад и растворяются в степи. Это тоже самое, что гоняться за мухами или комарами, сам устанешь, а никого не поймаешь.
К повозке начальника потихоньку подъехали другие офицеры и услышали слова Суворова.
— Пушки догонят любого коня, ваше сиятельство, — заметил Барклай де Толли и Александр Васильевич быстро глянул на императорского посланника.
— Это само собой, но разве ж киргиз-кайсаки теперь подойдут на пушечный выстрел? — спросил он. — Они будут всячески уклоняться от сражения и тревожить нас назойливыми и едкими укусами. Пока мы сильны, это не страшно, но стоит ослабнуть, как они тут же воспользуются нашим положением.
— Можно устроить полевой лагерь и заманить туда сих необразованных в военном искусстве варваров, — продолжал Барклай де Толли.
Суворов снова поморщился.
— Можно, но это ж сколько времени утечет, прежде чем они отважатся к нам заглянуть? К тому же не так и глупы эти варвары, как вы их кличите, генерал. Нет, за кого вы принимаете меня? За мокрую курицу, способную лишь спрятаться в курятнике и выставить задницу наружу?
— Их надобно атаковать силами легкой конницы, — сказал Милорадович. — И всего делов. Действовать белым оружием и развеять, как дым.
Александр Васильевич прикрыл глаза и раскачивался в такт хода повозки, похожий на молящегося священнослужителя. Казалось, он прислушивался в какому-то тайному внутреннему голосу, советующему, как поступить дальше. Затем он открыл глаза и приказал:
— Готовьте артиллерию к бою. Казакам и драгунам атаковать врага навстречу славным галопом. Рубка, гонка, шпоры, храбрость и дерзость! Миша, голубчик, яви пример доблести!