За пять веков до Соломона
Шрифт:
Глава Шестая
Удач остерегайся!
Когда же фараон отпустил народ, Бог не повел его по дороге земли Филистимской, потому что она близка; ибо сказал Бог: чтобы не раскаялся народ, увидев войну, и не возвратился в Египет.
И обвел Бог народ дорогою пустынною к Чермному морю. И вышли сыны Израилевы вооруженные из земли Египетской.
Остановку сделали только перед закатом. Израильтяне всем видом показывали, что готовы идти дальше, но слишком уж растянулась колонна из шести тысяч человек. С самого начала Моисей велел разделиться по родам, патриархи возглавили отряды, стараясь не отрываться более чем на две сотни локтей. Но уже через пять часов передние Рувимы шли в семи тысячах шагов от замыкающих Асиров.
Уасет остался далеко позади. После недолгого раздумья Моисей повел израильтян не плодородными землями вдоль широкого Нила, а в сторону восточной пустыни. Через час привычная зелень полей сменилась желтыми песчаными дюнами, а когда солнце приблизилось к зениту, отроги каменистых гор преградили путь. Отряд резко свернул, оставляя гряду по правую руку. Моисей направлялся к долине на полуночи. Через нее пролегала дорога к Чермному морю.
Такой путь в Мадиамскую землю был чуть короче, чем по Нилу. Да и города с военными гарнизонами оставались в стороне. А главное — только безумец бы решился повести толпу беззащитных людей через бесплодные земли, где и колодцы-то встречаются не каждый день. Что-то подсказывало Моисею: не стоит полагаться на обещания Рамсеса. Лучше вести себя непредсказуемо, избегая людных мест и проторенных дорог.
Только сейчас Моисей полностью осознал, что затеял. Одно дело выступить на марш с обученной и дисциплинированной армией и совсем другое с сотнями семейств вчерашних рабов, что внезапно обрели свободу. Даже такое простое дело, как разбивка лагеря, затянулось на несколько часов.
Моисей полагал, что утомленные долгим переходом люди тотчас улягутся отдыхать, но к большому удивлению стан гудел и не думал засыпать. Широкие улыбки и радостные лица сопровождали Моисея, когда он проходил между сидящими прямо на земле израильтянами.
Казалось бы, вечерний зной, голая пустыня без единого деревца не располагали к ликованию. Но люди укладывали на песок нехитрые пожитки, а сами устраивались под покрывалами, что перекидывали через стоящих рядом буйволов. Стан израильтян ничем не напоминал военные лагеря, что не раз приходилось устраивать Моисею: ни строгого порядка, ни окриков десятников и сотников. Зато шум и гвалт, словно на праздничном рынке.
И чтобы подобие стало полным, в центре разгорелся высокий костер, а вокруг устроились музыканты. Моисей и не подозревал, сколько флейтистов было между рабами. Весело засвистела одна, вторая, третья дудочка, сложную мелодию подхватили арфы, потом вступили цитры — и вот радостная песнь поплыла над землею. Десятки барабанов разнесли ликование на сотни шагов, не оставив никого равнодушным. Израильтяне столпились в огромный круг, притопывая и похлопывая в такт задорной песне.
Невысокая женщина выступила вперед, трещотки-менат взлетели над головой, и изящное тело закружилось в танце. Стройный стан изгибался из стороны в сторону, повинуясь строгому ритму. Плавные наклоны сменялись крутыми поворотами на вытянутых носках. Трещотки стучали, словно пощелкивания бича, тысячи искр взлетали светлячками в вечернее небо.
Завороженный дивным танцем Моисей замер на месте. Очередной огненный сноп выхватил из темноты лицо танцовщицы, и Моисей с изумлением обнаружил знакомые большие глаза. А помолодевшая Мариам вдруг взметнула руку, музыка тотчас смолкла, повинуясь какому-то знаку.
— Я хочу посвятить этот танец человеку, который подарил нам самое ценное — свободу, — зазвенел чистый голос, за который десять лет назад Моисей был готов отдать, что угодно. — Моисей, это подарок тебе от всех нас!
Музыка грянула пуще прежнего, теперь она лилась отовсюду. Словно по волшебству в руках каждого израильтянина появились бубенчики-систры. В праздничной мелодии зазвучал грозный лязг бронзовых мечей на поле битвы, чтобы через минуту смениться счастливым перезвоном свадебного ожерелья, а затем мерным постукиванием люльки с ребенком.
Десяток молодых израильтянок окружили Моисея. Он и глазом не успел моргнуть, как оказался в самом центре праздника. Сначала девушки заколыхались, словно камыши под порывами ветра, потом бешено завертелись вокруг, подражая яростной схватке богов, где сверкали молнии и обрушивались скалы, чтобы еще через мгновение вознести Моисея подобно соколу в небесную высь.
Гремели трещотки-менат, звенели бубенцы систр, стучали барабаны, радостно пели флейты и арфы. Мелькали девичьи тела, смотрели, не отрываясь, полные любви глаза Мариам, звучали крики и аплодисменты.
У Моисея выступили слезы, он перестал видеть, только яркий огонь костра проступал сквозь туманную пелену. Горло сузилось, стало размером с игольное ушко, и дыхание с трудом прорывалось сквозь распахнутый рот. В то же время тело наполнилось такой легкостью, будто и не было бессонной ночи и тяжелого дня.
— Слава Моисею! — выкрикнул кто-то.
— Слава! Слава! Слава! — подхватила толпа, скандируя в такт музыке.
Ради этого стоило сносить все невзгоды последних недель! Вот оно настоящее счастье! Жить ради других и чувствовать, что они это понимают и ценят! Моисей молча упал на колени и поклонился в ноги людям, что непрерывно выкрикивали его имя…
Улыбки встретили Моисея и позднее, на совете вождей. Открытая детская радость так явственно светилась на лицах седых патриархов, что Моисей и сам просиял.
Аарон, как обычно не стал дожидаться, пока все рассядутся:
— Мы сделали! Моисей, мы свободны!
— Да, Аарон, мы это сделали, — Моисей надолго замолчал, чтобы улыбнуться и кивнуть каждому из сидящих в кругу. Внутри все клокотало, хотя внешне казался спокойным. — Мы сделали первый шаг, но еще далеко не свободны. Свобода ждет в Мадиамской стране, до которой только предстоит добраться. Знаю, это не будет просто: впереди долгие дни пути по пустыне от колодца к колодцу, по крутым горам и каменистым долинам. И пока не выберемся из Египетского царства, не думаю, что можем чувствовать себя спокойно.
— Почему, Моисей? — спросил старейшина из рода Неффалимов. — Разве не уверял ты, что Рамсес слово дал на волю нас выпустить?
— Истинно так. Слово-то он дал, но не знаю, насколько слову тому доверять можно. А ну как хватится он завтра и решит все назад поменять? И войско за нами пошлет?
— А мы с войском тем также расправимся, как ночью на площади! — улыбки патриархов одобрили громкое восклицание Аарона.
— На площади нам внезапность и темнота помогли, а теперь Рамсес заранее подготовится.