За пять веков до Соломона
Шрифт:
Вожди украдкой бросали недоверчивые взгляды на Моисея.
— Что не слышали никогда о гиксосах, что Египет триста лет назад захватили, разгромив войска фараона? А о хеттах, с которыми Сети все свое правление справиться не мог? Ну, хоть о нубийцах, что шесть месяцев упорно сопротивлялись, и только хитростью смогли египтяне их победить? Нет, фараоны об этом рассказывать не любят. В храмах и усыпальницах только о славных победах пишут. А не задумывались вы, почему, самую сильную в мире армию имея, ни одна династия дольше ста лет не правила? Видно, не всегда копья и мечи защитить могли.
Моисей заговорил совсем тихо, почти зашептал, но в напряженной тишине слова отчетливо доносились до самых дальних углов шатра:
— Да, египтяне обучены и вооружены лучше нас. Да, там солдаты по двадцать лет служат. И полководцы не в один поход ратный ходили. Но в Силе этой и Слабость заключена. Потому как знаем мы, что они делать станут, и наперед предсказать можем, как воевать будут. Им же о нас ничего не ведомо. И, похоже, всерьез египтяне вчерашних рабов не воспринимают. Думают, легкой прогулкой поход этот обернется. Не известно им, что у нас и секиры, и луки есть.
Моисей повысил голос. Теперь не нужно было вслушиваться, слова сами хлестали по обнаженным душам.
— В этом и спасение наше. Ударить внезапно, чтобы египтяне опомниться не успели. Врасплох их застать. Пустить тучи стрел, в командиров целясь. И если удастся Тысяченачальников и Сотников стрелами уложить, тогда есть надежда, что в панике побегут солдаты простые. А пока фараон опомнится, пока соберет новую армию — мы уже далеко будем.
Моисей остановился, и тотчас в воздухе повисла липкая тишина, что давила на каждого, забирала последние остатки решимости. Нет, нельзя молчать, иначе не привести потом в чувство вождей растерянных. Действовать, сейчас, сразу!
— Махли!
— Да.
— Бери стрелы, сколько в лагере есть, и строй сотню. Через четверть часа пойдем место искать, где египтянам сюрприз приготовим.
Махли коротко кивнул и тенью скользнул из шатра — только шкура овечья закачалась на входе.
— Симеон!
— Здесь.
— Твои мужи, что в крепость ходили, пусть всех стариков и детей собирают. Как только будете готовы, выступайте из лагеря и идите на полуночь. В двух днях отсюда есть колодец заброшенный. Я у вас перед отходом остановлюсь, расскажу места приметные, чтобы в пустыне не заблудились.
Команды сыпались одна за другой, и чуть успокоившиеся вожди по одному исчезали в проеме. Четко, без лишних слов, совсем как в настоящей армии. Эх, такой бы порядок и десять дней назад. Как далеко бы они продвинулись!
Последним бросился исполнять приказание патриарх Неффалимов. И только оставшийся Аарон настороженно вскинул бровь на едва слышные, легким выдохом вылетевшие слова Моисея:
— Хотел бы и я верить, что у нас всё получится!..
Ловушка вышла, на удивление, хороша. И место отыскалось, словно специально под засаду приспособленное: слева — море глубокое, справа — скалы отвесные, валунами усеянные, посреди — проход узкий, где и трем колесницам не разъехаться. Придется египтянам по очереди проходить. А перед ущельем остановиться, тесной толпою сгрудиться. Лучникам израильским на потеху, стрелам длинным на радость.
— Будь стрел вдоволь, никто из египтян дальше бы не пробился, — объяснял Моисей левитам. — Жаль, что на каждого из нас удалось лишь по две сотне стрел собрать. Египтян куда больше будет. Но нам сейчас важно передышку получить. Спесь сбить с полководцев фараоновых. Для того и тысячи стрел достаточно.
Воины молчали, иногда кивали в такт словам Моисея. Суровые лица, твердые взгляды. Должно у них получиться. После всех бед и лишений боги не отвернутся от них.
— Стреляйте тогда только, когда уверены, что стрела мимо не пройдет. Вначале дайте им подойти поближе, первый отряд даже вовнутрь пустите. Дождитесь, пока главные силы у прохода скучатся, тогда и спускайте тетивы. А чтобы путаницы не вышло, буду я команды отдавать. Покуда в первый раз не прикажу, чтобы ни одной стрелы не сорвалось! Всё ясно?
Еще как ясно, куда уж более. Каждый понимал, что там, сзади, остались тысячи евреев, жены и дети, матери и отцы. И если не остановить сейчас наступление войска египетского, то, возможно, никто дня завтрашнего не увидит!
Моисей лично проверил, как укрылся каждый из воинов: не торчит ли где кончик лука, не выглядывает ли ворот полотняный, не сверкает ли на солнце затылок бритый. А дальше оставалось только ждать.
Первые десять минут быстро пробегают, следующие текут медленно, а дальше, и вовсе, тянутся нескончаемо. Самое трудное — ждать перед боем. Моисей по себе хорошо знал. Как и то, что не имели левиты отважные подготовки должной, чтобы время научиться обуздывать. Справятся ли? Не сломаются ли от ожидания долгого?
Вроде нет: тела напряжены, брови насуплены, глаза сверкают.
Моисей осторожно перебирался от воина к воину, прячась за камнями, стелясь полозом вдоль земли. Где шуткой, где разговором серьезным, а где и окриком строгим заставлял одних собраться, других успокоиться, а кого и вовсе в улыбке расплыться.
Медленно, неохотно минуты складывались в часы. Солнце, что вначале вроде ласково пригревало, к полудню вцепилось раскаленной хваткой в гладкие затылки. Капельки пота, выступившие с утра, давно испарились, и только сухие крапинки соли напоминали, что еще недавно здесь была влага. Потянуло в сон, и Моисей задвигался в два раза быстрее, чтобы тормошить, будить, не разрешать евреям поддаваться жарким чарам полуденного марева. Внезапно проснулось то самое чувство, что и десять лет назад, когда он едва не погиб в безводной пустыне. Может виной был сухой язык, царапающий нёбо, а может шрам на ноге, что внезапной острой болью напомнил о себе.
Моисей уговаривал израильтян, что еще немного, минут десять, самое большее полчаса, и на горизонте появится облако пыли, сопровождаемое топотом тысяч ног. Но минуты складывались в часы, а никто не шел.
Наверное, он все же вздремнул. Потому как, открыв глаза, явственно увидел вдалеке египтян. Одна сотня, другая, третья. Дальше всё сливалось в черное море солдат и колесниц. Тысяч пятнадцать, а то и все двадцать. Выходило, что фараон послал вдогонку армию вдвое, а то и втрое большую, числа евреев, покинувших Уасет. Чтобы наверняка.
Левиты встрепенулись, ожили. Сами собой исчезли усталость и сонливость.
— Луки приготовить! — жаркий шепот услышали все. — Но чтобы ни одного выстрела, пока я не скомандую! Ослушавшегося оставлю связанным в пустыне скорпионам и гадам ядовитым на пожирание. Ясно?
Моисей скользнул взглядом по суровым лицам левитов, кивнул и повернулся к ущелью.
Первые отряды египтян тонкими струйками потянулись в проход.
Идут, тяжело дышат, пот со лба стирают. Кожаные ремни плотно обхватывают грудь и живот, высокие щиты закинуты за спину, секачи покоятся на плечах, луки беззаботно болтаются сзади. Двигаются осторожно, но не из-за того, что израильтян боятся, а потому как дорога неровная, легко и пораниться. Долго ищут, куда ногу поставить, старательно обходят валуны побольше.