За пять веков до Соломона
Шрифт:
— А ты? — в голосе старого вождя прозвучал страх. С чего бы это? Он боится, что Моисей сбежит?
— Я к нашим лучницам — пора египтянам зубы показать! Держись, если что — труби.
Внизу черные фигурки нубийцев опять готовились к атаке. Три раза сходились египтяне с евреями в смертной схватке и три раза расходились в стороны, оставляя на склонах холма сотни раненных и убитых. Желтая земля побурела от крови, тысячи тел лежали между каменьев. Некоторые шевелились, стонали, иные ругались на родных наречьях, проклиная богов и правителей, бросивших умирать в чужой земле.
Каждый раз казалось, что изможденные воины больше не смогут, не сдвинутся с места, но вновь и вновь находились силы, чтобы с яростным криком броситься навстречу врагу. И опять звон кинжалов и секир, глухие удары щитов, рев исступления и вопли отчаяния. Каждый раз Моисей оказывался в самой гуще: рубил, подбадривал, трубил в рог, вводя в бой свежие силы.
Пока удавалось выстоять, но в строю оставалась едва половина евреев, а против них — два невредимых полка. В том числе опытные «Многорукие», что выдвигались вперед, заменяя павшие сотни нубийцев.
Моисей побежал вверх по склону, где за валунами укрылись женщины с луками. Он нарочно так долго ждал, чтобы неприятель открылся, забыл об угрозе, что несут разящие стрелы.
— Жены Израиля! Готовы ли защитить мужей и детей своих?
— Готовы!
— Тогда повторяйте за мной.
Моисей схватил лук, натянул до отказа:
— По моей команде. Залп!
Две сотни стрел взлетели с тонким свистом, но едва ли половина донеслась до вражеских сотен.
Нет, так они ничего не добьются!
— Цельтесь выше. Еще выше! Прямо на солнце! Залп!
Еще две сотни просвистели в воздухе. Издали донеслись вопли раненых. Темные фигурки забегали, укрываясь под щитами.
— На солнце! Залп!
Крики, проклятья, метушня. Еще залп, еще и еще.
Чуть ниже затрубил рог. Вот и последний резерв введен в бой.
— Залп! Залп! Залп!
Что такое? Почему стрелы, только что сеявшие смерть, вдруг перестали долетать? Неужто целятся плохо? Нет, это солнце опустилось ниже! Эх, если бы можно было остановить его посреди неба на целый день!
— Целиться на палец выше солнца! Залп!
Внезапно с другого конца египетского лагеря донеслись громкие крики испуга. Что там? С холма было плохо видно сквозь полуденное марево. Неужели у Аарона с Махли вышло?
Заметались далекие тени, заржали лошади, а воины, что на холм лезли, почему-то вспять обратились. Точно! С той стороны прилетела туча черных точек и, словно стая мошек, опустилась в самую гущу неприятеля. Еще одна. И еще, и еще.
— На два пальца выше солнца! Залп! Залп!
Еврейский рог затрубил радостно, и Моисей увидел, как вдали срываются с места богатые колесницы, испуганные кони несутся прочь, давя насмерть каждого, кто подвернется под тяжелые копыта.
Рассыпались в стороны зеленые сотни, обнажая спины «Многоруких», заметались внизу египтяне, не зная с какого края укрыться, чтобы через минуту упасть под выстрелами с двух сторон.
Через два часа все было кончено. Уцелевшие в рукопашной нубийцы полегли под градом стрел. Из изнеженных сынов Гора, кое-кто спасся на лошадях, а большинство погибло в панике и давке. «Многоруких» расстреляли с двух сторон.
— Мы победили, Моисей! Мы их победили! — восторгу Аарона не было предела. Он подбежал к Моисею, подхватил и закружил в радостном вихре…
Набежавшие тучи скрыли солнце, небо сразу посерело, а пустыня вмиг потеряла все краски, словно покрылась грязно-серым саваном.
— Да, Аарон. Мы победили. Но пусть не допустят боги еще одной такой победы!
Моисей указал на склон, сплошь усеянный телами.
— Тысячи две, не меньше. Почти треть тех, кто вышел из Египта, так и не увидят свободы!
Воздух наполнили причитания женщин, которые находили тела любимых.
— Смотри, Аарон. Три сотни Рувимов полегли одними из первых. Теперь у них в роду едва ли два десятка мужчин найдется. А здесь лежит юный Вениамин и его отряд. Неффалим потерял всех четверых сынов: Иецер, Иахцеил, Гуни, Шиллем — все погибли здесь. У Дана убит последний наследник Хушим.
Моисей смахнул слезы с глаз:
— Аарон, зачем продолжать? Нет ни одного рода, ни одной семьи, где сегодня вечером не будут оплакивать кого-то из погибших.
Моисей надолго замолчал, а потом с горечью добавил:
— Я в тысячный раз спрашиваю себя: оно того стоило? Свобода, которая ждет в Мадиамском царстве, стоила ли жизни тысяч людей? Будут ли свободные жена и дети счастливы без любимого отца и мужа? Будут ли престарелые отец и мать радоваться свободе, потеряв единственного сына?
Тихо подошел Махли, зажимая окровавленную руку. Моисей обеспокоено посмотрел на него:
— Ты ранен?
Махли только криво усмехнулся:
— Да вот, совсем калекой сделали, — на левой кисти вместо большого пальца, зияла открытая рана. — Теперь уж точно ни лука, ни кинжала не удержу. Придется мне из сотников уходить. Ничего, назначишь пастухом, буду коз да овец гонять.
Улыбка играла на устах Махли, но в глазах стояли слезы.
— Перестань, Махли, — Моисей смотрел серьезно. — Вождем человека не пальцы на руках делают, но речи мудрые и поступки смелые. И пока сможешь приказы так отдавать, что они тотчас исполняться будут, до тех пор сотником тебе быть.
Махли только кивнул и сглотнул тяжело. Но выпрямились плечи рослого воина, загорелись глаза знакомым огнем.
Вдруг снизу донеслись крики:
— Моисей, на помощь! Скорее!
Там евреи никак не могли справиться с последним вражеским отрядом. Окруженная со всех сторон, египетская сотня упорно держала «Черепаху», ощетинившись десятками щитов, похожих на дикобразов от десятков застрявших стрел. Противники стояли на месте, боясь сделать выпад первыми.