За тридевятью морями
Шрифт:
– Вот так – одна, а вот так – уже две. А так – три куклы. Всего семь.
Владимир расставляет на парапете матрёшки. Все семь штук. Мария берёт самую маленькую:
– Интересно, как её так сделали? Здорово! Какая малюсенькая!
– Их на токарном станке вручную вытачивают. Мастера.
Прогуливающиеся молодые парочки заглядываются на Владимира и на матрёшку. Мария собирает куколки одну в другую, кладёт их в свою сумочку. На мгновение она задумывается, берёт с парапета чулки и возвращает их Владимиру:
– Спасибо, но мне они не нужны.
– Что
– Популярны или не популярны – всё равно забери.
Владимир вертит чулки в руках, потом сминает их и бросает за парапет на острые чёрные камни вулканического происхождения. Мария смотрит на него с пониманием и одобрением. Мария и Владимир молчат. То смотрят вдаль, то украдкой друг на друга, то на публику на набережной. Владимир пытается найти тему для разговора.
– А Колумб где открыл Америку? Здесь? – Владимир показывает на разбивающиеся о рифы волны.
– Не знаю, я в это время экзамен в школе сдавала.
Мария смеётся. Владимир, глядя на неё, тоже начинает хохотать. Прохожие оборачиваются на них, но влюблённые ни на кого внимания не обращают. Владимир и Мария идут по улицам Гаваны. Проходят мимо фонтана. Владимир замечает живописный кадр, фотографирует Марию. Мария просит прохожего сфотографировать их. Тот долго соображает, куда нужно нажать. Наконец щёлкает молодых людей на фоне фонтана.
Они доходят до кафе-мороженое «Копелия». Пахнет акациями.
– Зайдём?
– Зайдём.
В кафе на втором этаже Владимир заказывает мороженое и лимонад. Мария тем временем расставляет матрёшек на столике. Владимир настороженно оглядывается:
– Здесь русские бывают?
Мария рассматривает матрёшек:
– Очень часто.
Владимир машет официанту. Тот несёт заказ, расставляет стаканчики на столике. Владимир пробует мороженое, косится на входную дверь.
– Как наше мороженое? Тебе нравится? Говорят, оно лучшее в мире.
– Отличное мороженое. У нас такого нет. Здесь и ананас, и другие фрукты.
Владимир торопится съесть мороженое, но Мария никуда не торопится. Владимир достаёт из кармана деньги, кладёт несколько песо на тарелочку. Затем машинально берёт монету, рассматривает её:
– La patria y la libertad. Пять сентаво.
Он берёт другую монету:
– А эта-Patria o muerte.
– А по-русски это как будет?
– Ро-ди-на и сво-бо-да. Родина или смерть. А что означает этот кубинский герб?
Мария наклоняет голову к Владимиру:
– Это боевой щит. Солнце на горизонте символизирует республику, которая рождается. Здесь Куба в виде ключа от Мексиканского залива. Красная диадема. Здесь, конечно, она не красная. Со звездой. «La uni'on de todos los cubanos» – «Союз всех кубинцев». Левая часть герба обозначает знамя, а справа – природа Кубы и королевская пальма – национальное дерево Кубы. Дубовые и лавровые ветки означают силу и победу.
В кафе вошли новые посетители. Владимир, склонившись к Марии, вдохнул запах молодого тела и гладких тёмных волос.
– Пойдём ещё погуляем, – предложил Владимир.
– Пошли, если не устал…
Владимир откладывает в сторону толстенный толковый словарь «Ла Рус» и выходит в коридор. Подходит к окну. На плацу марширует взвод. В коридор выглядывает Рытов, видит Владимира.
– Товарищ лейтенант, зайдите-ка ко мне.
Владимир кивает.
– Владимир входит в кабинет замполита.
– Что, Владимир Максимович, вживаетесь потихоньку?
– Так точно, Валентин Михайлович. Вживаюсь. Потихоньку.
Рытов улыбается, снимает очки, легко крутит их за дужку:
– Это хорошо. Вот что, Владимир Максимович. С вами проживет другой переводчик. Островский. Хороший переводчик. Синхронист. Но что-то он там несет какую-то чушь. Даже сказать-то неудобно.
Рытов подходит к столу, берет машинописную страничку, не заглядывая в нее, нервно кидает ее назад, на стол…
– Рассказывают, что он, якобы, приветствовал бы объединение Восточной и Западной Германии. Что это, мол, когда-нибудь да произойдет. И т. д., и т. п. Откуда ему такое в голову взбрело? С чего вдруг такие мысли? Кто его научил? Не думает совершенно, что несет. А такие разговорчики вредны. Правильно я говорю?
– Правильно.
Рытов надевает очки. В полумраке кабинета синими бликами они сверкают на его переносице.
– Не пугайтесь Вы так, голубчик. Кто-то, видать, ему навредить сильно хочет. Подставить. Или пошутил так Островский неудачно. Мало ли, кто что сказал. А может это оговор. Намеренный. Но мы не можем не обращать внимания на такие речи или шутки. А вдруг что-то серьезное! Лучше сразу сказать. Мне. А мы с ним побеседуем, предостережем. Мозги, если надо будет, вправим. И вообще, если какие-то провокационные разговоры услышите, мне сообщайте. Непременно и моментально.
Рытов намеренно замолкает. Владимир тоже молчит.
– Не глядите Вы на меня так. Это не стукачество. Это наш с Вами долг вовремя беду предупредить. Враг он везде рыщет. Согласны вы со мной?
– Согласен.
Рытов нервно берет со стола газету «Грамму», разворачивает ее, кладет на стол перед Владимиром. Крупные буквы передовицы бросаются в глаза: «Позор гусанос!».
– Вот, видите, читали, мирный самолет гусанос взорвали. Погибли люди! Погиб цвет и надежда кубинского спорта! Это варварство! Это государственный терроризм! И они за это понесут наказание рано или поздно!
Рытов тяжело дышит, садится за стол, смотрит на Владимира.
– Среди наших врагов нет. Но и бдительность не помешает. Так, будете мне помогать? Если что подобное услышите?
– Я, конечно, не против. Буду. Мимо меня враг не пройдет. Но у меня есть один физический недостаток.
Рытов наливает себе воды, останавливается.
– Какой такой недостаток?
– Во сне я разговариваю. Конечно, я сообщу Вам, если что услышу что-нибудь плохое такое. Подстрекательское. Шпион мимо меня не пройдет! Только бы не проговориться во сне. Вдруг Островский услышит.