За тридевятью морями
Шрифт:
Кинооператор снимает уборку урожая, делает панораму на дорогу, в кадре Рытов и Владимир. Рытов продолжает выговаривать Владимиру что-то резкое, но замечает, что он в кадре. Тогда «хефе рохо» уходит, но по дороге спотыкается, поскальзывается на тростнике и, теряя равновесие, припадает на колено.
– Меня не снимать! Нет фото! Нет камера! Грасиас! Спасибо!
Кинооператор отводит от него камеру. Сверкнув очками, Рытов садится в машину, хлопнув зло дверцей. Недалеко от шоссейной дороги Владимир, рубит тростник. Он так лихо машет мачете, что рейсовый
Кубинцы очищают руками тростник от оболочки и с удовольствием сосут сок. Учат этому и наших ребят.
Черный «Кадиллак» несется по шоссе. Яркий свет фар разрывают сгущающиеся сумерки. Справа и слева от дороги густые заросли. В лунном свете внизу мерцает океан. За рулем машины пожилой кубинец в военной форме. Рядом с ним лежит карабин. Замполит дремлет справа от водителя. Сзади клюет носом переводчик. Из приемника звучит песня «Довольное сердце»:
Йо кисьра ке сепас…
Ке ми вида комьенса, куандо те коноси!
(Я хочу, чтобы ты знала, что моя жизнь началась, только когда я тебя встретил.)
Подполковник Рытов поводит, дергает носом. Через переводчика спрашивает водителя:
– Компаньеро, что это? Кажется, бензином попахивает?
– Да. Попахивает, – улыбается шафер, – На этом лимузине еще диктатор Батиста ездил. Может, где бензин подтекает.
– Но это же опасно! Можем же взорваться!
– Если взлетим, то все вместе.
– Мне, друг, что-то не очень хочется взлететь на воздух даже в такой хорошей компании. Давай, голубчик, остановимся. Посмотрим, что там случилось. Что-то как-то не хочется еще взлетать.
Переводчик переводит. Водитель послушно останавливает машину, выходит из нее, открывает капот.
– Бензиновый шланг подтекает. Вон сколько накапало.
– Так надо ж его чинить.
– Можно и починить. Почему бы нет? Сейчас в миг подтянем хомуток. Ну, вот и все. Можем ехать.
Откинувшись на спинку стула, Рытов сидит за столом и читает газету «Правда». В дверь стучат. Рытов поправляет галстук.
– Да! Открыто.
В кабинет заискивающе заглядывает майор Сапрунец.
– Вызывали, товарищ подполковник?
– Да, зайдите. Дело есть.
Сапрунец проходит в кабинет, останавливается напротив стола.
– Есть для Вас задание, майор. Садись.
Сапрунец садится. Рытов сворачивает газету, кладет ее на край стола.
– Надо вывести на чистую воду лейтенанта Ершова. С кубинкой снюхался… Вот, если бы он себя скомпрометировал! А? Беретесь?
Сапрунец с пониманием кивает.
– Только ты уж, постарайся покачественнее его снять что ли. Чтобы четко было видно: кто, где и с кем встречается и что делает. А то с этим… Никитенко вышла какая-то несуразность. То ли он на фото, то ли не он. Снято как-то издали, фигурки маленькие, контрастность слабая, словом… В общем, ты меня понял.
– Так точно, товарищ подполковник. Но…
– Что? Говори.
– Объектива у меня нужного нет. Нужен длинный фокус, а у меня только широкоугольники…
Рытов заинтересованно подходит к Сапрунцу.
– Так. И что это даст?
– Крупней можно будет снять.
Рытов кладет перед Кравцовым чистый лист бумаги, а на него ручку.
– Пишите подробно, как называется и все его характеристики. Будет Вам объектив.
В штабе аппарата Главного военного Советника в отделе переводчиков Олег читает свои стихи перед коллегами:
– На охоту мы ходили,
Под водой она была.
Барракуду увидали,
Ох! И страху нагнала!
Владимир смеется, хлопает. Олег, подражая модному поэту, откидывает руку в сторону и продолжает:
– И с тех пор мы не ныряем:
Опостыл подводный мир.
Нам дороже жизнь с машиной,
Чем ракушка – сувенир.
Бурные аплодисменты переводчиков. Олег раскланивается.
– Да, уж лучше заработать здесь на машину, чем быть съеденным какой-нибудь морской тварью, – соглашается переводчик Шаповалов.
– Это мы недавно на рыбалку ездили. Нырнули в одном месте, а там стадо барракуд. Стоят недвижно, как серые бревна. Ужас! Мы обратно в лодку. И на машине километр вперед. Там их поменьше было: две, три…
– Как у тебя лихо стихи получаются! Ты что, гений?
– Да! – соглашается Олег, – А что? А разве не видно? Но я, конечно, не профессионал. А вот послушайте стихи нашего известного поэта Сергея Гончаренко о Кубе.
Олег припоминает начало, рукой отсчитывает ритм. В коридоре к приоткрытой двери подходит Рытов, прислушивается, как Олег возвышенно декламирует:
– … Бормочу я снова как стихиОт тебя последнее письмо.Здесь как кубки звонкие слова:Сибоней, Орьенте, Мариэль.Где-то там, в кустах кычит сова…В комнату входит подполковник Рытов. Олег видит его и замолкает.
– Продолжайте, продолжайте.
– До России тридевять морей.
Рытов хлопает в ладоши.
– Молодец, Олег Маркович. Хорошие стихи! Правильные! О тех, кто нас ждет дома. Надо тебя в самодеятельность привлечь! А как же?! Грех такой талант в землю зарывать. Обязательно возьму тебя на карандаш.
– Не надо меня на карандаш, Валентин Михайлович, пожалуйста! – ноет Олег.
– Надо! Надо!
Рытов чувствуя двусмысленность, выразительно смотрит в сторону Владимира и выходит из комнаты. За ним следом выходят и два переводчика. Остаются вдвоем Островский и Ершов. Олег садится рядом с Владимиром. Олег тяжело вздыхает:
– Во, влип! Приперся. Только самодеятельности мне и не хватало. То в кино с ним ходи переводить на ухо…. Теперь вот драмкружок.
– Не любите вы его, – заключает Владимир.