За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?
Шрифт:
Не буду пока писать про него самого - и так лезу не в своё дело, ещё и описываю чужого человека вам. Поэтому закругляюсь. Только бы он не испугался.
Давненько я не могла здесь написать. Не выходило, слова пропадали, и чувствовала я себя плохо. Но сейчас у меня накопилось столько...эмоций! Не так много произошло, вам скорее всего покажется пустяком, но какого бы чёрта мне об этом беспокоится, если я счастлива, если улыбаюсь есколько дней к ряду?
Я постоянно ходила утомлёная и потерянная. Из-за Тани. Чувство опустошённости всё перекрыало. Но я не буду об этом.
Вчера я была на кофепитиях. Я пошла туда, одетая на свой возраст, в довольно подростковом платье модного мафосона и туфлях без каблука. Я чувствовала себ емного странно в этот день.
К середине вечера я почувствовала одиночество. Первый час я была одна из немногих с хорошим настроением, но всеобщий депрессняк накрыл и меня, не смотря на то, что будучи в прихожей, я открыла дверь вновь пришедшим и там была Наташа. Я замерла на лишнюю долю секунды, хотя вряд ли это кто-то заметил - ведь дае и я не обратила внимание. После всех разговоров я сидела и корила себя за то, что не иду туда, где она. Буквально заставив себя пойти в зал, я не нашла там свободных мест или знакомых, к которым можно было бы подойти и развернулась, опять сбежав в курилку. Через какое-то время пришли две дувушки - подруги Нат. Я рассматривала их, а потом поняла, что одна из них предположительно могла некогда быть девушкой Нат. Затем я узнала, что эти подруги вместе, а Нат, следовательно, одна. Нужно было бежать в зал, но я сидела и не двигалась. Лишь через несколько минут уйдя в зал, я села в самом уголке и пыталась подготовиться к уроку литературы, но постоянно отвлекалась на Нат. Дело в том, что вчера была пасха. И день космонавтики. Но для меня-атеистки впервые пасха что-то значила. На уофепитиях устраивают конкурс на самое красивое или интересное яйцо. Принять участие может любой желающий. Я не стала, так как никогда и не любила это занятие. А вот Нат этим занялась. Она художница. Я следила за ней, пока она часа два или чуть менше вырисововала что-то.
Подошло время конкурса. Так как Наташина работа принимала участие в нём, я стала помогать с "оргонизацией": подиписывали бумажки с номерами, расставляли яйца, а потом собирали голоса. Я не могла отовать взгляд от её работы, постоянно беря её в руки и рассматривая. Заодно сразу приметила номер, за который буду голосовать. Седьмой. Быстро взяв бумажку, одна из первых бросила её в шляпу, которую сама же держала. Потом проследила, за кого проголосовала Нат и принялась осматривать другие работы. Она крутилась возле стола, а я крутилась возле неё.
По подведению итогов её работа заняла третье место (из двадцати одного). Я немного разочаровалась, ведь это настоящее маленькое произведение искусства. Ходя вокруг да около, я придумывала ненавязчиваю фразу, с кторой попросила бы у неё забрать работу себе. К тому же оказалось, что это не куриное яйцо, а деревянное - видимо, она принесла заготовку с собой. Пока я ходила и придумывала, одна из её подруг попросила забрать яйцо для неё. Я почти потеряла надежду, но впереди был аукцион, а Нат работу так и не забирала.
Пока мы ещё стояли у стола во время объявления победителей, я, как обячно, любовалась ею. Она посмотрела на меня, я чуть было не отвела взгляд, но вовремя опомнилась и вернула контакт. Но ненадолго. Так повторилось ещё раз. Между всем этим я успела услышать из разговора с её подругами, что у неё тоже "депрессняк".
Начался аукцион. Я даже не пыталась смотреть на время, потому что это не имело значения. Некоторые ребята забрали яйца, так что "лотов" было менее двадцати, решили идти по номерам, но призовые оставить на конец. Я уже нервничала, ведь мне нужно было попасть на Пионерскую к одиннадцати часам, чего я катастрофически не успевала сделать. Остальные лоты меня ничуть не волновали, хотя за некоторые даже развязывалась борьба, а в пролёте не соатлся ни один. Нат отправила подруг, сказав, что если её работу никто не выкупит, она заберёт его для той подруги. Я сидела довольно расслабленно. Позвонила маме, сказав, что постараюсь быть дома настолько скоро, насколько смогу, но для меня очень важно остаться. Я уже думала, что буду впервые в жизни готова даже на "наказание" (вообще-то в нашей семье такого нет). Я изнемогала, уже надела кожанку, меня трясло мелкой противной дрожью. Я улыбалась.
Когда мы уже почти добрались до её работы, сменился "ведущий", новый затягивал рекламу лотов на ещё большее количество времени. Нат уже тоже не сиделось. Она встала и ненадолго вышло. Как раз в этот момент ведущий приступал к новому лоту, и я попросила его взять седьмой, что он и сделал. Первоначальной "ставкой" было, не смейтесь, десять рублей, а шаг - любой. За её работу боролось помимо меня ещё человека четыре, если не больше. До этого самый дорогой лот ушёл за сто рублей. Нат очень удивилась такой чуть ли не ожесточённой борьбе. У меня в кошельке осталось две сотни и пять тысяч одной купюрой. Но я ни о чём не думала, суетесяь и нервничая. Последней ставкой было тристо пять рублей. Остальные смерились. Я даже испугалась одного парня, даже мужчины, так жестко он бросал свою цену. Все были удивлены, потому что для такого шуточного балагана, в котором принимало участие человек десять-тринадцать цена не самая маленькая. Я отдала двести рублей, оставив сотню на потом, так как с пяти тысяч сдачи бы не нашлось. Я уже забрала яйцо и собиралась бежать, но она обратилась ко мне (каким-то нервно-удивлённым голосом) с предложением покрыть работу лаком. Я, трясясь в полном смятении, подошла к ней, держа работу в руках,она прикоснулась к ней, мои руки были прямо у неё перед глазами, и я с позором отметила, что они дрожат. Мелоко-меоко и стыдно-стыдно. В следующее воскресение она покроет работу лаком и мы наконец-то познакомимся. Даже не буду писать всяких там "наверное". Надо только одеться повзрослее и вести себя поспокойнее. Хотя не думаю, что эта дрожь была вызвана исключительно ею, в этот день я была довольно нервная и хотела взять с соой на прогулку успокоительное, но забыла. В следующиц раз возьму. Наверное.
После этого, не успевая думать, насколько по-детски неуверенной и глупой себя показала, я бежала сломя голову к метро, шлёпая туфлями по лужам на всю улицу и пугая прохоих. Но, надышавшись дымом, я вдруг стала задыхаться. Не столь важно. В метро я почти отдышалась, хоть и с трудом. Я любовалась её работой, я не чувствовала страха, усталости, неуверненности, стыда. Я улыбалась, вспоминая её взгляд, хотя он не был особенным, а возможно в нём даже притаилась насмешка - лёгкая, показыающая, что она не воспринимает меня. Все станции я ехала, закрывая улыбку занавесой волос и думая о ней, особенно, о её глазах и предстоящем воскресенье. Наташа...
Мама предложила встретить меня на остановке. Я согласилась, заодно решив рассказать ей о Наташе. Я шла и улыбалась, и мама тоже встретила меня в хорошем настроении. Я рассказала об аукционе, пару раз упомянув хоудожницу. Дома я показала ей работу. Потом мы в который раз долого говорили. В том числе и о ней и о моей отце и дяде. Но так как это моя история, а не кого-либо из них ту часть я опускаю, хотя она заняла чет=ртовски много времени. Опть, разумеется, вспомнили Таню. Я недавно поняла, чего я хотела бы услышать от матери в качестве совета последние два года: Таня просто не умеет любить так, чувствовать так, как я. Не научилась ещё, хорошо, если ей это ещё предстоит и я была бы бесконечно счастлиа узнать, что с такой силой она любит меня. Но сейчас она не готова и не может. Просто НЕ МОЖЕТ. Хочется её в этом винить, но я сама обманулась, повзволив ей ещё давно убедить нас обеих, что она любит сильнее. Из-за этого мне больно. Нет, всё чуть глубже, но на поверхности именно это. Но вообще я о Наташе.
Так вот, после того, как я высказала матери, что она не имеет права ненавидеть Таню за то, сколько боли та мне причинила, потому что никогда не любила её, как, например, Танина мать любит меня, когда она (Таня) постоянно делала меня счастливой и была единственным человеком, с которым я улыбалась, смеялась, оживала... Да-да, больше про Таня сегодня не буду.
Итак. Мама спросила про моих сверстниц с кофепитий: "А они тоже считают себя, ну, би?". В кратце я просто сказала "нет". А потом попроила не прикрывать нежелание признавать факт, что мне нравятся девушки, бисексуальностью. Если помните, два года назад, начиная пистаь этот текст, я именно так и считала. А потом думала, что я вообще асексуальна. Оказалось, что я всё-таки лесбиянка, просто биромантичная по какой-то случайности. Но я никогда не буду с мужчиной. Вообще никогда. Об этом я ей и сказала. В которой раз она заверила, что примет. И меня, и Наташу, и кого бы то ни было, потому что не собирается ломать мне жизнь. Спросила в итоге только: "Но дети-то будут? Двое...". На что я заверила, что будут. Не меньше двоих точно. Правда ещё я попросила больше обсуждать это, потому как мне вообще-то только шестнадцать и я даже не имею понятия, с какой стороны к Нат подойти. Надо бы пообщеться с Аней, потому что у меня давно не было отношений, ещё дольше я не влюблялась и уже восемь лет прошло с моих отношений с девочкми. Восемь! А Наташе двадцать четыре через месяц и что я могу рпедложить? Я ничего не знаю и не умею, боюсь оказаться лишь обузой. Такого чувства со сверстниками (в моём возрасте) обычно не испытываешь. Ладно, опять не туда.