Забери меня в рай
Шрифт:
– Слышал, – сказал Кантырин. – Говорят, вместо него отдел создадут по защите конституционного строя…
– …А раньше, что, другой строй был? Мы до этого чем занимались?! В бирюльки, что ли, играли?! – раздражённо отреагировал Дименков.
– Выходит, что мавр сделал своё дело, мавр может…
– А мне, честно говоря, уже осточертело с этой диссидентской шелупонью возиться. Вчера прослушку их сборища читал… Народ быдлом называют. Нас… Всё-таки Ленин правильно о них говорил: гнилая интеллигенция. Я за все годы работы ни одного колхозника или рабочего не видел среди этих диссидентов…
– А Манченко?! – возразил Вержицкий.
– Один. На всю страну. Да и тот в Чистопольской тюрьме недавно помер, – зевая, сказал Кантырин и тут же добавил. – Только он почти всё время сидел, а не работал.
– Я вот прикидывал, – неуверенно заговорил Вержицкий, – этих диссидентов сегодня осталось… С гулькин нос. Человек триста и тех по всей стране не наберётся. И в большинстве – бабы…
– Э-э-э, нет! – несогласно замахал рукой Дименков. – Ты считай не только тех, кто сидит… Тут другая арифметика. Генерал в докладе цифры называл. Только за один прошлый год почти пятьдесят тысяч бесед было проведено с этими… А их припугнёшь, они шмыг в норки – и сидят там. А страна живёт спокойно. На самом деле их совсем немного, тех, кто высовывается со своим мнением…
– Анекдот помните, – весело вклинился в их диалог Вержицкий, – как цыган лошадь приучал без корма обходиться? Уж совсем было приучил, да тут она возьми и сдохни! Чуть-чуть не хватило… А если честно, то у меня дома жена с тёщей иногда такое про жизнь ляпнут… Не хуже этих диссидентов!
Дименков злобно глянул на Вержицкого, но, увидев, что водитель начинает поворачивать под арку, возмущённо на него прикрикнул:
– Ты куда?! Сначала на Остужева. Там списки жильцов возьмём. Потом – в девяносто третье заедем. Ещё дамочку из прокуратуры заберём. И тогда уже – сюда.
– Понятых обещали прямо к дому привезти, – сказал Вержицкий, глядя на часы. – Должны уже быть на месте, – Дименков молча кивнул.
Настя поторапливала водителя «Москвича» уговорами. И это у неё получалось. Ехали быстро. Но когда повернули на Бронную, водитель категорично предупредил:
– Во дворы заезжать не буду!
Насте пришлось выходить возле продуктового магазина. Она, запыхавшись, вбежала в подъезд дома с бойлерной. Заранее достала ключ и ещё на подходе увидела чуть-чуть приоткрытую дверь, подпёртую старым валенком. Из глубины квартиры слышалось громкое, выразительное пение бабы Фаи: «Миленький ты мой, возьми меня с собой…» Вкусно пахло свежеприготовленным борщом, чёрным хлебом и чесноком.
Настя постучала. Не дождавшись ответа, робко вошла. Увидев на кухне стоявшую к ней спиной бабу Фаю, поздоровалась. Но та так увлечённо продолжала петь во весь голос, что ничего не слышала, ритмично помешивая половником кипящий борщ в эмалированной кастрюльке.
Настя, быстро забрав листовки из стоявшей на столе керамической кружки, направилась к двери. Уже выходя из комнаты, оглянулась, резко остановилась и с умилением начала рассматривать вещи Вадима.
Баба Фая громко затянула:
– Там в краю далёком
Буду тебе женой…
Настя, увидев висевшую на верёвке постиранную рубашку, улыбнулась, подошла к ней и аккуратно её расправила. Затем взяла со стола книжки и расставила их на полке. Накрыла покрывалом кровать и взбила подушку. Затем пошла в ванную и вымыла кружку с тарелкой. Но, глянув на будильник, спохватилась и торопливо вышла из комнаты, забыв ключ в замке.
– До свидания! – попрощалась она с бабой Фаей, проходя мимо кухни.
Та с удивлением проводила её взглядом, ничего не сказав.
Выйдя на площадку, Настя попыталась запихнуть листовки в карман плаща. Часть из них выскользнула на пол. Услышав голоса с улицы, она спешно бросилась их собирать. Последние подобрала, когда в подъезд вошли двое мужчин, которые тут же попытались с ней познакомиться.
Напуганная и взволнованная Настя быстрым шагом направилась к выходу. Но в этот момент снаружи начали затаскивать огромный комод. Четверо грузчиков в сопровождении маленькой, полноватой женщины в шляпке-клош с натужным пыхтением протискивали его через дверь.
На громкий скрежет вышла баба Фая. Мельком посмотрев на комод, её взгляд неожиданно упёрся в те самые злополучные листовки и в есенинскую тетрадку в зелёном коленкоре. Их держала в руках только что проскользнувшая мимо неё девушка, которая о чём-то переговаривалась со стоявшими у стенки незнакомцами.
По ступенькам быстро спустился мужичок в старенькой жилетке. Это был известный всему дому запойный Васька Косицын, с третьего этажа. Увидев бабу Фаю, он, выпучив глаза и показно качая головой, начал жаловаться на происходящее:
– Вот, смотри, Яковлевна. Смотри, что Нинка моя малохольная вытворяет. Хлам всякий в дом тащит!
Та, на кого он указал, обиженно вздёрнулась и возмущённо затараторила, чуть не плача:
– Никакой это не хлам. И не смей… Это… Это память мамина!
– Память! Да я и без твоей вот этой памяти, – и Васька стал остервенело бить руками по комоду. – Без этой вот памяти тёщу свою «любимую» ни в жисть не забуду. Все годы! Все годы она изгалялась надо мной, как хотела, – и он стукнул кулаком по боковой стенке с такой силой, что грузчики не удержали комод и отпрянули в стороны. – Одного только понять не могу! Ну почему у всех нормальные… У всех нормальные, а мне жена дура досталась?! А?! – он, раздосадовано махнув рукой, вновь неприязненно глянул на комод и пнул его ногой.
– Правильно! Правильно, Вася, я – дура, – обиженно выкрикнула его жена Нинка, придерживая на голове шляпку. – Да, настоящая дура! Потому что, если бы вышла замуж за царя, была бы царицей. А так… Так… За кого Вася пошла, той вот и стала… – и она, недовольно подбоченясь, грозно глянула на грузчиков. – А вы что тут уши развесили? Уработались уже, да? Из сил выбились? Упахались бедные. Ну, что уставились?! Несите!
Комодная процессия под бурное сопровождение семейного скандала начала медленно подниматься на второй этаж. Настя улыбчиво продолжала переговариваться с двумя мужичками. Баба Фая вновь пристально и неприязненно посмотрела на неё и на зелёную коленкоровую тетрадку. Ей было обидно, что дорогие для неё «есенинские листочки», которые помнили её молодость, неожиданно оказались в чужих руках. Она тяжело вздохнула и затворила за собой дверь квартиры.