Заблудившийся во сне
Шрифт:
Если я и рисковал, то только самим собой: излучение могло ввести в состояние ужаса и меня. Правда, сзади генератор был достаточно надежно экранирован.
Я медленно повел диффузором, поворачиваясь на левой пятке и описывая прибором окружность.
В первые секунды казалось, что ничего не происходит. Но я знал, что эффект проявляется не сразу. Борич тоже присел в туман и заткнул уши, чтобы волновой луч не задел его.
Откуда-то – кажется, по-прежнему со всех сторон – донесся негромкий стон. Вернее, стоны – разной высоты и тембра. Мне даже показалось, что один из голосов принадлежал женщине. Но во мне не проснулось никаких угрызений совести: сейчас все, кто окружал нас, были врагами. Да и – после жертвоприношения детей, которое продемонстрировал мне Инка-Дремин, мои понятия о жестокости сильно изменились.
Я повернул большим пальцем регулятор излучаемой мощности. Стоны не только повторились в усиленном варианте; они к тому же локализовались. Теперь было ясно, откуда они доносятся. И я направил диффузор туда, крикнув своим:
– Вставайте! Держитесь за мной. Идем на прорыв!
И мы пошли, почти побежали, катя перед собой вал неслышного, но внушающего страх, а порой и убивающего инфразвука.
Впереди слышался уже не стон, но исступленный крик.
– Остров! – крикнул Борич. – Осторожнее!
– Мне их не жаль, – ответил я на бегу.
– Груздь! А если он там, с ними? Ты же не хочешь убить его!
Я убавил мощность. Кто бы там ни был, сколько бы их ни таилось в тумане – все они наверняка были уже выведены из строя.
Мы чуть не налетели на них: они скрывались в слое тумана. Нас вовремя остановил совсем уже тихий стон изнеможения, раздавшийся едва ли не под нашими ногами.
Их было шестеро, все – без сознания.
– Разгони туман хоть немного, – попросил я.
Борич произнес формулу. Их стало видно. Я занялся осмотром. Прежде остальных – женщина; она и вправду тут оказалась, уж не знаю – зачем. Женщина была молода и красива, и смотреть на нее доставляло удовольствие. Только смотреть: помочь ей сейчас я ничем не мог, да и, наверное, не имел права: она была из числа врагов. Я отвел глаза от ее лица, лишь увидев боковым зрением, как Зурилов, всмотревшись, вдруг кинулся к одному из лежавших. Прижал его голову к груди:
– Профессор! Профессор!
Повернулся к нам. На лице его был восторг. Глаза влажно блестели. Похоже, он переживал минуту счастья.
– Мы нашли его! Нашли! Да вы понимаете?!
Это и в самом деле был Груздь. Хотя он не очень походил на свои фотографии – там он был чисто выбритым, в смокинге, кожаной куртке, деловом костюме или лабораторном халате. Но и любой из нас вряд ли был бы узнан сейчас даже близкими знакомыми.
– Да, – согласился я. – Вроде бы он. Попытайтесь привести его в чувство. А я займусь прочими. Если они всерьез отключатся, то автоматически ускользнут неизвестно куда.
Из остальных четверых трое оказались постоянными обитателями Пространства Сна. И лишь один был, как мы – из Производного Мира. К сожалению, на нем не было никаких признаков, по которым можно было бы установить – из какой он страны, из какого Бюро. Рисунок на левом предплечье был – все то же наше изогнутое дерево, – но без инициалов или номеров.
«Ну, все, – сказал я, хотя и не вполне удовлетворенно. – Дело сделано. Суп сварен».
И позволил себе немного расслабиться.
Это было преждевременно.
В следующий миг начал медленно исчезать Зурилов. Так исчезает снивец, когда начинает просыпаться в Производном Мире, когда возвращается в явь.
Меня это, впрочем, не обеспокоило: дело свое он сделал. Груздь был с нами, и оставалось лишь решить – как выйти самим и вывести его отсюда.
Ближайшее будущее показало, что я ошибался. Потому что Груздь открыл глаза. Он пришел в себя.
И его не стало.
Он исчез.
Но не так, как Зурилов: не как человек, просыпающийся наяву. Будь это так, я и Борич вздохнули бы с великим облегчением.
Он исчез сразу – так, как меняют микроконтинуум люди, перемещающиеся в Пространстве Сна.
То ли испугался нас, приняв за врагов. То ли правильно понял, кто мы и зачем, и не захотел оставаться с нами.
Не захотел возвратиться в Производный Мир.
Я словно оцепенел: таких неудач у меня еще не бывало. И не заметил вовремя, что туман начал стремительно рассеиваться и в одной стороне горизонт стал все сильнее наливаться оранжевым светом. Борич увидел и оценил это первым.
– Новая плоскость! – крикнул он, дернув меня за рукав. – Идет на нас!
Это было очередное взаимопроникновение нашего континуума в другой, или другого в наш – все едино. На нас надвигалась линия, разделяющая и соединяющая разные миры, как всякая граница. Линия – катализатор чудес и катастроф.
– Берегись!
Он заколебался и начал превращаться во что-то; я даже не успел разобрать – в какое существо.
Уже откуда-то издалека до меня донеслось:
– Ищи меня в Париже!..
В следующий миг я остался один. Но ненадолго.
Подхватило и меня… Завертело, понесло, превращая не знаю во что.
Только не в того, кем я был до сих пор.
Схватка
Очень соленая вода окружала меня, словно я стал вдруг огурцом, предназначенным для закуски под стопку водки. Вода лилась в рот, заставляя ощутить собственную тяжесть, и одновременно выталкивала, не позволяя пойти ко дну.
Отфыркиваясь, я всплыл, работая передними и задними ластами скорее инстинктивно, чем намеренно. Поднял голову на длинной-предлинной гибкой шее. Разинув донельзя зубастый рот, откусил здоровенный кусок воздуха. Он оказался вкусным, душистым и теплым. Удовлетворенный, я стал поводить головой над поверхностью воды, чтобы увидеть и схватить рыбу: мне хотелось есть.
Я увидел ее уже через несколько секунд. Шея плавным движением вывела голову на нужную позицию – и, резко разогнувшись, метнула ее в воду, словно это был камень. Мои челюсти сомкнулись, удерживая отчаянно бившуюся в зубах рыбу. Я не знал ее названия – плезиозаврам это ни к чему, – зато хорошо помнил, какова она на вкус. Движением шеи я подбросил ее в воздух и поймал – чтобы сразу проглотить. Это удалось. Но, глотая, я заметил неглубоко в воде еще одну тень. Она была намного больше рыбы и плыла быстрее. Инстинкт подсказал мне, что это – враг. Опасный. Смертельный враг, находившийся сейчас в значительно более выгодной позиции.