Заблудившийся во сне
Шрифт:
– Тебе, кстати, тоже.
– Не понимаю.
– Исключительно по лености твоего ума. Но ты, наверное, уже задумался о том: а почему они решили загнать сюда нас?
– Ответ напрашивается: отсюда нам ускользнуть куда труднее, чем из любого другого уголка нашего континуума.
– Пока рассуждаешь правильно. Ну а как по-твоему: не нужно ли им, чтобы и Груздь находился в таком же положении?
– Гм, – произнес я. – Какие-то признаки логики в этом есть. Иными словами, ты полагаешь, что он может находиться здесь?
– Он тут или был тут.
– Вообще-то не
– Вот видишь, как все просто.
– И все-таки пока это – лишь рассуждения. Доказательств нет.
– Как сказать, – не согласился Борич. – Директор, докажи ему.
Зурилов в эти минуты меньше всего напоминал директора головного научного института системы Груздя. По-моему, он и сам забыл об этом. Но после слов Борича вспомнил и даже приосанился. На миг на нем возникла какая-то приличествующая его чину одежда; но лишь на мгновение, после чего он снова стал немытым и нечесаным дикарем, от которого основательно несло потом. Впрочем, мы и сами выглядели ничуть не лучше.
– Я был у него, – сказал он (очень тихим голосом: обстановка все-таки продолжала смущать его), – в первый же день, когда он не проснулся. Меня… меня пригласили, чтобы выяснить все подробности предшествовавшего дня: где мы были, каким воздействиям могли подвергнуться, вроде облучения – ну и прочего… Кроме того, очень подробно обследовали меня, чтобы выяснить – нет ли каких-либо изменений в моем организме и почему он спит – а я не сплю…
– Очень интересно, – нетерпеливо прервал я его, – но этим еще ничего не доказывается.
– Остров, – сказал Борич, – ты бы потерпел. Дай человеку сказать. Давай, Зурилов.
Директор покосился на меня с некоторой опаской, но заговорил снова:
– В первый день он спал очень беспокойно. Во сне был очень подвижен – все время метался, вертелся с боку на бок, бормотал что-то, один раз даже закричал… И вроде бы даже спел несколько слов.
– Вы все это слышали?
– Да… то есть, если быть точным, в записи – они дали мне прослушать. Думали – может быть, я как-то разберусь в его словах, считали, что они могут относиться к эксперименту, к институту…
– И вы разобрались?
– Ну, в этом я не специалист. Я понял только, что ничего, что относилось бы к нашей теме, в его словах не было. В основном – отдельные слова и междометия. «Да», «Нет», «Не хочу» – вот в таком духе. Правда, на меня это так тяжело подействовало, что я вот и сам… заболел. Но, собственно, я все это сразу же рассказал подполковнику… Еще до того, как мы оказались на этой галере.
Я не сразу понял, что подполковником он назвал Борича; видимо, дрим-инспектор именно так ему представился. Впрочем, по табели о рангах это вроде бы соответствовало.
– Ничего, – утешил его Борич. – Истина от повторения не тускнеет, это очень давно сказано.
– И еще… – проговорил Зурилов как-то нерешительно.
– Не стесняйтесь, говорите все, что приходит в голову, – поощрил его я.
– Понимаете… Если можно, я хотел бы задержаться здесь подольше.
Я не совсем понял его и поднял брови.
– Не хочу просыпаться, – объяснил он. – Там, наяву. Пока еще не хочу. Там я чувствую себя очень плохо. Там я тяжело болен, это неприятно, знаете ли. И непривычно. А здесь…
И он согнул обе руки, напрягая бицепсы, и выразительно потряс кулаками.
– …здесь я словно вернулся в молодость…
Я кивнул. Это ощущение было знакомо каждому из нас.
– Ничего, – утешил его Борич. – Мы будем вас придерживать, насколько это окажется в наших силах. Я уже говорил вам, что вы очень пригодитесь в нашем деле. Но кстати: вы рассказали нам еще не все.
– По-моему…
– Вы забыли сказать – что именно он пел.
– А-а… Да, совершенно верно. Арию. «Вспоминая Эвридику…». Глюк, «Орфей в аду», по-моему.
– Ну как? – спросил меня Борич.
– М-да, – сказал я. – По принципу: на безрыбье и рак – рыба. Хорошо, допустим. Допустим, он действительно здесь. Каким способом мы его обнаружим – или он нас? В этом лабиринте, да еще и в темноте…
– А вот для этого, – произнес Борич назидательно, – у нас есть первоклассный – в данных условиях – следопыт.
И он театральным жестом указал на Зурилова.
Я только усмехнулся.
– Да-да, – согласился директор несколько смущенно. – Видите ли, у меня сейчас прекрасная настройка на его подсознание. Это совершенно естественно: ведь тема, которую разрабатывает мой институт, – наша с ним общая, мы целый день работали вместе и думали, и чувствовали совершенно синхронно и синфазно, по сути дела, дублировали друг друга. Конечно, если бы он, проснувшись, занялся другими делами, а я – своими другими, эта настройка пропала бы. Но ни он, ни я – так получилось – не смогли перенастроиться, поскольку очень быстро лишились… ну, вы понимаете. Так что сейчас у нас очень хороший контакт – на интуитивно-подсознательном уровне.
– И вы его ощущаете?
– Слабо, но все же четко. Уверен – он неподалеку.
– А если мы пойдем на поиски и будем приближаться к нему или удаляться – как поведет себя сигнал?
– Как любой сигнал: будет усиливаться или ослабевать.
– А как насчет направления?
– Ну вы же понимаете: подсознание – не рамочная антенна и не локатор. Но поведение сигнала и здесь поможет.
– Все ясно? – спросил меня Борич. – В таком случае – шагом марш. Направление – на Груздя. И еще одно. Гляньте-ка на берег, только не очень высовывайтесь. Видите?
Мы выглянули, но не сразу поняли, что имел в виду Борич.
– Ящик, ящик, – подсказывал он нетерпеливо. – Тот, который мы помогли доставить до места.
Это и в самом деле представляло, наверное, интерес. Тени успели вскрыть тару, которая тут же стала таять, как до конца испарился уже привезший нас сюда корабль. Прибывшего в упаковке царя теперь водружали на какое-то подобие паланкина. Вероятно, монарх этот успел наделать всяких дел, уже пребывая в Пространстве Сна; иначе зачем его стали бы переправлять в Аид?