Забытый август
Шрифт:
Хорек еще долго говорил. А в конце приказал мне и Рафику пойти добровольцами на пугание...
Потом мы говорили о сыне полка. Рафик сказал, что он разведчик. Мне тоже почему-то захотелось, чтобы сын полка оказался именно разведчиком. Я сказал, что он, наверное, хороший разведчик, раз медаль имеет. Такому линию фронта перейти - ерунда. Переоденется в гражданское и пройдет мимо немцев днем. Никто его не остановит. А взрослый боец только ночью ползком пройти может. И то трудно, потому что ракетами все освещается.
– Зато он "языка"
– Сил маловато.
– Смотря какой "язык". Если маленький, хватит.
– У немцев сыновей полка не бывает. У них все взрослые.
– Среди взрослых тоже бывают маленькие.
Тут Качан спросил, почему у немцев не бывает сыновей полка, а у нас они бывают, и я объяснил ему, что для нас война потому и называется Великая Отечественная, что весь народ воюет: и взрослые, и дети, и старики, а для них она захватническая, у них одни солдаты воюют.
Все немного помолчали, а потом Хорек заявил, что сын полка никакой не разведчик; управдом сказал, что он простой связист.
– Связист - это тоже опасно, - сказал Рафик, - я в кино видел.
– На фронте все опасно, - поддержал я его.
– И медаль там просто так не дают.
Хорек промолчал...
Мы ждали сына полка долго. Когда он вышел из ворот, Пахан демонстрировал нам свою силу. Четыре человека тащили к нему большой камень, а он кидал его двумя руками все дальше,
Мы не сразу заметили сына полка и поэтому даже растерялись. Он прошел мимо нас, держа в руках ведро с краской и короткую кисть. Все посмотрели на Пахана, ждали, что он заговорит с ним. Но Пахан почему-то молчал, тоже растерялся, наверное. Первый раз я видел, чтобы Пахан потерял уверенность в себе. Конечно, он старался не показать вида, но я сразу подметил это.
Потом он почему-то поднял с земли свой камень и окликнул наконец сына полка. Сын полка обернулся. Пахан держал над головой камень. Руки его дрожали от напряжения, и вздулись мышцы - камень все-таки был очень тяжелый.
– Смотри, - сказал Пахан и с шумом выдохнув воздух, швырнул камень очень далеко.
Все ахнули. Камень упал на дорогу, недалеко от сына полка.
– А теперь давай ты, - сказал ему Пахан и вытер пот со лба.
Все ждали, что ответит сын полка. Я так не хотел, чтобы он согласился!
– А потом что?
– спросил сын полка.
Пахан опять растерялся.
– Ничего,
– Ну тогда в следующий раз.
Сын полка улыбнулся и пошел к дому. Все посмотрели на Пахана. Тот - на Хорька. Но и Хорек не знал, что подсказать. Пахан разозлился и поступил совсем глупо.
Он обозвал сына полка маляром! Качан и еще кое-кто из наших хихикнули. Остальным стало стыдно. Сын полка не обернулся.
– Тоже мне герой, - проворчал Пахан.- Видали таких. В Саратове их навалом... А вы чего стоите?!
– крикнул он на нас.
– Тащите камень!
И как начал его швырять!..
Пугание состоялось поздно вечером и кончилось для меня очень неожиданно.
Сперва мы стучались к ним в окна и прятались, потом кричали женскими голосами: "Режут!", "Убивают!" и т. д. И только после этого приступили к главному пуганию. Каждый притащил с собой из дома по простыне. Расим - Хорек назначил его старшим - разбил нас на пары. Я попал не с Рафиком, а с Качаном. За лето голова у него выросла еще больше и еле держалась на тонкой шее.
Пока не было сигнала к началу, мы сидели с ним в подъезде Рафикиного дома.
– Ну что, похвалили тебя сегодня?
– спросил я его от нечего делать.
– Да, - просиял он.
– И ты рад?
– А чего?
– насторожился он, почувствовав в моем вопросе подвох.
– А ничего, - сказал я.
– Радоваться-то нечему. Ты хоть понимаешь, за что тебя хвалят?
– А почему?
– обиделся он.
– Я приказы выполняю.
– Разные, приказы бывают...
– Это я не знаю. Мне что говорят, то я и делаю. На то и дисциплина.
Тогда я сказал, что и дисциплины бывают разные. Качан понял, что я затеял разговор, за который может не поздоровиться, и испугался. Я спросил, читал ли он "Тимура и его команду". Он не читал, только кино видел.
– Помнишь, там два отряда было? Один, которым Тимур командовал, а другим Мишка Квакин. Помнишь?
– Ну помню...
– Так вот, если помнишь, то должен был понять, что тимуровский отряд людям пользу приносил, а отряд Мишки Квакина, наоборот, был бандой хулиганов. Понял?
– Чего ты хочешь от меня?
– разозлился вдруг Качан.
– "Помнишь, не помнишь", - передразнил он.
– Что ты экзамен мне устраиваешь? Что хочу, то и помню. Отстань от меня! А то расскажу все Хорьку, и плохо тебе будет.
Это он сказал правду. Действительно, если он меня выдаст, мне туго придется. Я усмехнулся:
– Ты же не знаешь, что я хотел сказать. Ты сперва дослушай, а потом делай выводы. Может, ты меня наоборот понял?
Качан немного успокоился, хотел что-то сказать, но тут раздался сигнал атаки - свист Расима, - и мы побежали к Нелькиному дому, на ходу накидывая на себя простыни...
Дверь открыла ее мама. Мы ринулись вперед, как только она повернула ключ, и ворвались в квартиру. Все были закутаны в простыни и орали как резаные. Кто-то даже в комнату заскочил,
остальные носились по маленькому, тесному коридору. Только я не бегал.
Неля была в комнате одна. Я ее не видел, но Рафик сказал потом, что она очень испугалась и плакала. Тете Аиде, ее маме, стало плохо. После этого мы убежали.
И тут случилось то, чего никто из нас не ожидал. Когда мы подбежали к воротам, навстречу нам во двор вошел дядя Христофор - отец Нели. В подворотне было темно, поэтому он не понял, кто мы такие, и остановился. Мы тоже. Назад бежать не было смысла: во дворе рано или поздно нас поймали бы.