Забытый август
Шрифт:
– Ну, ты писал?
– еще раз спросила она.
Я кивнул. (Зачем я послушался Юрку?!)
– Какая гадость!
– Она бросила письмо на стол.
– И тебе не стыдно?!
Я молчал, уставившись в стол.
– Ты что, сумасшедший?
– спросила она вдруг совсем не строгим голосом.
– Почему?
– Откуда я знаю, почему! Очень странное письмо. Нормальные люди так не пишут. Мне разные письма писали, но такого никогда не было... Ты правда любишь меня?
Я молчал.
– Ты что, и занимаешься со мной поэтому?
– Нет, - сказал я.
– Ну, теперь все равно мы уже не сможем заниматься.
– Почему?
– Как мы можем заниматься после того, что произошло? И мама будет против, если узнает. Я молчал.
– Может, ты хочешь, чтобы я скрыла все от мамы? Я кивнул.
– Значит, ты хочешь, чтобы все осталось в тайне? Я опять кивнул.
– Тогда обещай, что никогда больше не будешь об этом говорить или писать. Никогда! Обещаешь?
– Обещаю.
– Я подумаю, - сказала она.
– А ты дай слово, что вечно будешь хранить эту тайну.
– Клянусь мамой.
– И не забывай, что я старше тебя на целых полгода. Тебе нужна другая девушка, помоложе. И вообще тебе еще рано думать о таких вещах.
Я наконец оторвал взгляд от стола и посмотрел на нее.
– Конечно, приятно, что ты меня любишь, - сказала она, - но между нами ничего быть не может. Это исключено.
– Почему?
– Не задавай глупых вопросов. И прекратим разговоры на эту тему. А то я не приглашу тебя на свой день рождения. Я посмотрел на нее удивленно.
– Завтра мне исполняется пятнадцать лет, - важно сказала она.
– Я тебя приглашаю. Но только не опаздывай. Все соберутся в семь.
Она взяла со стола злополучное письмо, сложила его и спрятала в карман.
... Сын полка весь день опять был в части. У них проходило какое-то учение. Он, точно, связист. С тутового дерева я видел, как он бегал по территории с полевым телефоном, разматывая на ходу кабель.
Вечером он белил стены своей комнаты. Со двора в окно было видно, как он вылез на деревянную лестницу и водил короткой кистью по стене. Слышны были голоса управдома и дворничихи Чимназ. Управдом разговаривал с ним, как со взрослым.
– Это правильно, - говорил он.
– Я понимаю: хороший боец трудностей не боится... А в восемь ноль-ноль прошу на собрание в мой подвал. Всех жильцов собираем.
Он что-то еще добавил негромко и рассмеялся.
– У меня дома одеяло хорошее, - сказала Чимназ, - стеганое. Я принесу вечером.
– Спасибо, тетя, - сказал сын полка.
– Я всем обеспечен. Зачем же из дому нести?
– А мне не жалко, - сказала Чимназ.
– Оно шерстяное, тепло хорошо держит.
Сын полка еще раз сказал ей: "Спасибо". Управдом и Чимназ вышли во двор. Увидели меня.
– Этот, - сказала Чимназ.
– Что - этот?
– тихо, чтобы не слышал сын полка, спросил я, но на всякий случай отошел на несколько шагов. Управдом начал орать:
– Я сколько раз говорил: под окнами камнями не бросайтесь.
Я попросил его не кричать, сказал, что камнями не бросался. Тут заорала Чимназ:
– Ты разбил! Я сама видела. Садых подтвердить может. На ее крики во двор вышел сын полка.
– Ладно, Чимназ, не кричи, - вдруг спокойным голосом сказал управдом. Заставим родителей вставить. Они ушли.
Сын полка посмотрел на меня и опять вошел в дом. Как я мог заговорить с ним после этой глупой истории?
17 августа
Оказалось, что мне не в чем идти на день рождения: брюки в пятнах, на коленях вытянулись и цвет потеряли, туфли тоже ободранные, каблуки сбиты.
Туфли смазал вазелином. Брюки мама постирала и погладила. Сели немного, но на коленях перестали пузыриться. Рубашку надел папину, с длинными рукавами, запонками и отдельным воротником. Папа сказал, что к ней галстук нужен. Я не согласился.
...
– Как же галстук без пиджака?
Мама сказала:
– Ничего. Можно и без пиджака, а то видно, что воротничок отдельный.
Начали примерять галстуки. Папа завязывал их на себе, а потом уже я продевал в них свою голову. Сорочка в плечах мне была широкой, рукава пришлось закатить, чтобы не бросалась в глаза длина.
Еще спорили из-за подарка. Мама считала, что надо подарить Неле книгу два томика стихов Лермонтова, а я претендовал на флакон маминых духов. Папа соглашался и со мной, и с мамой.
– Какие еще духи!
– возмутилась мама, - От горшка два вершка, уже духами интересуются!
– Тогда, зачем ей Лермонтов?
– спрашивал я.
– Она его в школе проходила!
Папа что-то тихо шептал маме, когда она выходила в другую комнату.
Она громко отвечала:
– Духи не дам! Из чисто педагогических соображений. Я против таких подарков.
– А книжки не новые, - привел я новый довод, закатывая перед зеркалом рукава сорочки. Тут папа взял мамину сторону.
– Ты не прав. Книжки хорошей сохранности, и совсем не обязательно, чтобы они были новые.
Пришлось пойти с Лермонтовым. Завернули оба тома в белую бумагу, перевязали ленточкой.
Мама осмотрела меня в последний раз и осталась довольна, Но я-то знал, что в сорочке и галстуке похож на пугало.
– Что-то у нас на пустыре милиционеры в штатском дежурят, из угрозыска, сказала вдруг на дорогу мама.
– Следят за кем-то.
– Откуда ты знаешь?
– спросил я.
– Видела. Я же их всех знаю.
– Наверное, ищут, кто револьвер у милиционера свистнул.
– Наверное, - согласилась мама, вздохнула и поцеловала меня в лоб.
– Ну, иди...