Забытый август
Шрифт:
– Слушай, Хорек, - я взял его за воротник рубашки, - все это ты придумал. Леня ни в чем не виноват. Мать его целыми днями плачет...
– Отпусти рубашку, - потребовал Хорек, - а то ответишь за это завтра.
– Хорек, - я продолжал держать его за воротник, - ты меня знаешь. Я не Леня. Ты тоже пострадаешь вместе со мной...
– Я весь трясся от злости, когда говорил ему это.
– А что ты мне сделать можешь?
– спросил он.
– Все, что хочешь, - сказал я.
– Могу дать тебе кирпичом
– Какое тебе дело до Лени?
– сказал он.
– Что ты лезешь не в свое дело? На этих яхтах железнодорожники плавают. А они наши враги... Если ты не отпустишь воротник, тебе завтра плохо будет. На этот раз я тебя не пожалею.
– Мне не нужна твоя жалость, - сказал я.
– И не жалеешь ты меня, а боишься.
– А чего мне тебя бояться?
– А потому, что я все про тебя понимаю и про отряд тоже. От него только тебе польза. Для этого ты его и придумал, чтобы власть на пустыре захватить. Говорил, что людям будем помогать, и все тебе поверили. А Пахан только тебя слушает, потому что обещал ты ему, сам знаешь что...
– Я умолк.
– Ну, что ты еще скажешь?
– Оставь Леню в покое,
– Все?
– Все!
– Ну, а теперь меня послушай, - зашипел Хорек мне в лицо.
– За эти слова ты завтра кровью будешь плакать. Я все расскажу Пахану. Давно надо было с тобой кончать. Ты хорошего языка не понимаешь...
И тогда я сказал ему то, чего очень не хотел говорить. Он сам заставил меня. Я не хотел этого, но он заставил меня своими угрозами.
– Если ты не оставишь Леню в покое, - сказал я, - я всем расскажу про то, что ты по ночам в постель писаешь. Такого поворота он не ожидал.
– Ну? Хорек молчал.
– Ты не расскажешь, - сказал он наконец.
– Не сможешь, стыдно будет.
– Будет, - согласился я.
– И я никогда никому не говорил. Но теперь расскажу. Ты сам меня заставляешь.
– Все равно не сможешь, - он заискивающе заглянул мне в глаза.
– Я твой характер знаю.
– Расскажу, - твердо сказал я, - если ты не отвяжешься от Лени. Обязательно всем расскажу. Наконец он сдался.
– Ладно, - сказал он.
– Только не болтай больше про отряд, про Пахана.
Он пошел к лестнице...
Теперь от него любой подлости надо ждать. Но Леню я, кажется, выручил...
19 августа
Мама последнее время работает в но ночам. То на строительства, то в порту на погрузке. Общественная работа. Командует большим отрядом. Многих из наших соседей тоже мобилизовали. Домой приходит под утро, измазанная и усталая, еле на ногах держится.
Сегодня пришла в шесть утра, вся белая от муки. Пока она мылась и переодевалась, я осмотрел нашу старую, видавшую виды мебель и подошел к маме.
– /Дама, - сказал я, - зачем нам канапе? Оно же совсем
– Почему же не в стиле?
– устало улыбнулась она.
– И фасон другой, и цвет и вообще... Папа жарил на примусе баклажаны.
– Оно от дедушкиного кабинета осталось, - сообщил он.
– Там еще два больших мягких кресла стояли и круглый столик.
– Вот видишь, - сказал я.
– У нас ведь нет кресел. А к нашим стульям не подходит.
– Что это ты вдруг мебелью заинтересовался?
– удивилась мама.
– У меня такая просьба, - сказал я.
– Давай отдадим канапе сыну полка. У него "кэчевская" мебель и ничего красивого.
– Это дедушкино канапе, - сказала мама.
– Надо у папы спросить разрешения.
– Папа не против, - сказал я, - лишь бы ты согласна была.
– Так вы уже договорились обо всем?
– рассмеялась мама.
– Голову мне морочите?.. А что он с ним будет делать?
– Как что? Спать. Он же почти такой, как я, ростом. Свободно поместится.
– Ну ладно. Если спать, то отдай.
– Спасибо, мама... А вешалку?
– Какую вешалку?
– Старую, - успокоил ее я,
– Ладно, бери и вешалку.
– Спасибо.
– Элик, вы так и не выясняли, кто топил Леню?
– спросила мама, перестав улыбаться. Я ответил не сразу.
– Нет.
Мне было особенно стыдно врать ей после того, как она всю ночь не спала. Но разве я мог сказать?
– Ты бы привел к нам этого сына полка, - сказал папа.
– Познакомились бы.
– Я сам его не знаю.
– Ну вот заодно и сам познакомишься. Обязательно приведи.
– Хорошо, - сказал я...
Сперва я отнес вешалку. Поставил ее у двери и постучался.
– Заходите, открыто, - крикнул он.
Я вошел. В коридоре, как и у Юрки, пол был асфальтовый. Стены уже высохли. На полу валялись доски, а сам сын полка прибивал к подоконнику длинную палку. Увидев меня, он перестал стучать молотком, но из рук его не выпустил.
– Я там вешалку принес, - сказал я.
– Куда ее поставить? Он не понял меня.
– Мы в соседнем доме живем, - объяснил я.- На втором этаже, зеленый такой балкон. Просим прийти к нам в гости. Он опять ничего не понял.
– А вешалка зачем?
– А вешалка - это просто так. Это не связано. Вешалка и канапе.
– Канапе?
– спросил он.
– Это диванчик такой, с круглой спинкой. На нем можно спать, он мягкий. Только его надо вдвоем принести. Вешалку я принес, а за диванчиком надо вместе сходить. Одному трудно.
– Спасибо, - сказал он, понемногу начиная понимать меня.
– Только у меня все есть, что полагается.
– Это совсем другое. Канапе очень мягкое. От деда моего осталось... Он доктор был... А вешалка здесь.