Зачем цветет лори
Шрифт:
Когда лодка причалила, Оникс первая ступила на причал и быстро пошла к холму. Обитель скорби темнела башней из черного камня, и раяна шла к ней из последних сил. И когда дошла, заколотила латунной колотушкой о железный обод.
— Умирающий? — высунулось в смотровое окошко круглое лицо монахини.
— Да, — усмехнулась Оникс, — умирающий. Помогите…
Лавьер полежал, рассматривая темные потолочные балки, потом оттолкнул в сторону тело старшего советника
Пришлось открыться Барнетту, подставить бок, чтобы перерезать противнику горло. Аид с трудом отрезал полосу ткани от рубахи старшего советника, обмотал вокруг тела, зажимая рану. Ничего. Не так страшно, как тогда, когда он очнулся возле обители скорби. Вот тогда он думал, что ему действительно конец. А это заживет, лишь бы вернулась скорее сила. По крайней мере, с проблемой наемников и покушений, аид, кажется, разобрался.
Главное, не истечь кровью раньше.
Он понимал, что нужно уходить. Барнетт — самонадеянный глупец, так торопил свой триумф, что пришел один, оставив псов за порогом. Слишком сильно хотел насладиться видом беспомощного Лавьера, вот и поторопился. Если бы псов было двое, Лавьеру пришлось бы туго.
Ран осторожно перешагнул через труп у порога. Сквозь шум в ушах он все-таки расслышал звон металла и звуки борьбы. Значит, за сторожкой его псы все еще противостоят стражам Барнетта. Он с трудом забрался в седло и тронул поводья. Черный жеребец аида послушно пошел по дорожке, усыпанной сухими сосновыми иголками, а потом сорвался в галоп, когда сторожка осталась позади.
Аид повис на жеребце, пытаясь прогнать пелену перед глазами, и порой проваливаясь в темноту, но даже в беспамятстве удерживая поводья. Хвала небесным, эти провалы были короткими, и, приходя в себя, он снова высматривал следы в дорожной грязи, всматривался до рези в глазах. Но в какой-то момент все же понял, что сейчас это бесполезно и нужно просто залечь в какую-нибудь нору и переждать. Лавьер направил коня в лес, в сторону от дороги, в самую чащу. Кое- как стреножил, зная, что конь будет стоять смирно и не издаст ни звука. И сел у дерева, прислонился спиной, так, чтобы видеть поляну. Сзади были колючие кустарники, не слишком надежная защита, но хоть что-то. Он сжал свои кинжалы и прикрыл глаза.
«Не нравится чувствовать себя беспомощным, да?»- прозвучал в его голове тихий голос и аид сжал рукоятки клинков так, что побелели пальцы.
Проваливаясь в темноту Ран еще успел подумать, что во время их близости он совсем не чувствовал запах лори… Видимо, Анакин помог раяне скрыть его.
Но это больше не имело никакого значения.
Ран Лавьер не привык врать самому себе. И уже понял, что то, что он чувствует к раяне, не имеет никакого отношения к запаху лори.
Он пришел в себя в темноте. Ночное небо затянуто тучами, даже звезд не видно, и в лесу царила кромешная тьма. Аид тронул рукой бок, чувствуя слабое движение силы. Еще не полностью, но дар почти выжег отраву, и силы возвращались. Он зажал рану, пытаясь излечить себя. Повязка была насквозь мокрой и липкой, внутри разлилась противная слабость. Силы хватило лишь на то, чтобы остановить кровь и то, не полностью.
Лавьер поднялся, хватаясь за ствол дерева, постоял, шатаясь.
Он не знал, были ли у Барнетта сообщники и сколько их, не знал, выжил ли хоть кто-нибудь из его стражей. И понимал, что в таком состоянии не сможет долго сопротивляться, если найдутся желающие убить его. А как показывает опыт, такие всегда находятся…
И в то же время, он понимал, что ему нужна помощь. Хотя бы место в тепле, где можно отлежаться.
Он вспомнил тусклое кольцо, что висело на шее раяны, и сжал зубы. Все — таки, надо было убить ее сразу. В тот день, когда он увидел ее впервые. Он всегда знал, что за все приходится платить, рано или поздно.
Лавьер распутал ноги коня, забрался в седло, и тронул поводья.
Оникс проснулась и улыбнулась, почувствовав знакомые с детства запахи ритуальных трав. Все обители скорби пахли одинаково, и сейчас она чувствовала себя, как дома. Девушка поднялась с жесткой койки, оделась, пригладила волосы.
Она уже четыре дня жила здесь, помогала монахиням и старалась ни о чем не думать и не вспоминать. Получалось плохо. Внутри нее было пусто и тихо, Оникс не чувствовала ни радости, ни удовлетворения, сейчас она почти верила в то, что у раян нет чувств. Впрочем, ее это вполне устраивало.
И здесь было спокойно.
В обители жили только женщины, а умирающим старикам, которые приползали к воротам, не было никакого дела до запаха лори.
Монахини с радостью приняли в свою вотчину девушку, как и во всех обителях, здесь тоже не хватало рабочих рук, тем более молодых и сильных. Снадобье Анакина больше не действовало, и Оникс снова чувствовала себя здоровой. Она занималась привычными делами, почти не разговаривала и успокаивалась. И не выходила за каменную ограду обители.
Она почти поверила, что все закончилось.
Почти. Потому где-то внутри себя Оникс знала, что аид жив.
И даже не удивилась, когда открылась дверь кельи, впуская мужчину. Лавьер схватил ее за волосы, дернул, заставляя откинуть голову.
— Расскажешь еще раз, как любишь меня, раяна? — с насмешкой спросил он.
— Люблю? — Оникс усмехнулась, спокойно глядя в его злые глаза, — а разве тебя можно полюбить? О чем ты? Как жаль, что Барнетт не смог убить тебя, а я так на него надеялась. Наверное, мне стоило остаться и помочь ему.