Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944

Дойч Гарольд С.

Как бы то ни было, «коллеги» предоставили Бласковицу возможность одному с горечью наблюдать за тем, как рушится его военная карьера; никого из них в этот момент рядом с ним не оказалось. Бласковиц стал единственным генерал–полковником, который не получил столь желанный заветный фельдмаршальский жезл. Однако если Гитлер, вероятно, вскоре и забыл о нем, поскольку, в конце концов, тот был лишь одним из многих генералов, которых не любил и которым не доверял Гитлер, то мстительный Гиммлер запомнил Бласковица надолго, и его мстительность преследовала этого мужественного человека до самого конца войны. К Бласковицу в целом относились с симпатией, и нередко те, кто отвечали за кадры, всеми правдами и неправдами находили возможность протиснуть его кандидатуру на вдруг появившееся хорошее вакантное место. Однако их усилия пристроить опального генерала на достойную его командную должность сводились на нет Гиммлером. Пять раз для Бласковица подыскивали возможность занять «райское» место на командной должности, и всякий раз ничего из этого не получалось благодаря стараниям Гиммлера. Наиболее характерным примером этого была попытка Браухича, запоздало стремившегося загладить свою вину за то, что фактически бросил Бласковица в беде, предложить его кандидатуру в июле 1940 года на пост командующего оккупационными силами во Франции, с учетом его заслуг в ходе польской кампании. Бласковиц был приглашен в Компьен, когда шли переговоры о перемирии, и за обедом увидел, как Гиммлер, который сидел рядом с Гитлером, наклонился к тому и стал что–то говорить, глядя при этом на Бласковица. Час или два спустя Бласковица вызвал Браухич и сказал ему, что, к сожалению, его кандидатура на этот пост отклонена [115] .

115

Гальдер был в принципе против назначения «командующего войсками» во Франции. Вместо этого он предлагал ввести пост «начальника военной администрации», который бы занимал человек с менее высоким рангом и, таким образом, в большей степени находился бы под контролем ОКХ. Таким образом, Бласковица могли бы и не назначить на предложенный Браухичем пост, даже если и не месть со стороны Гиммлера.

Практически на каждом шагу своей деятельности осенью и зимой 1939/40 года оппозиция была связана с событиями в Польше. Творимые там преступления были той основой, на которой можно было объединить людей, а также привлечь в ряды оппозиции новых сторонников. Действия военной разведки были в то время сфокусированы на Польше: досье о преступлениях нацистов, которое вел Донаньи, регулярно пополнялось новым материалом, который постоянно использовался как им, так и Канарисом в ходе поездок в Западную группировку войск для соответствующей обработки командного состава и подготовки возможных кандидатур, на которых оппозиция могла бы опереться. Во многих случаях люди вступали в ряды оппозиции сразу после того, как знакомились с материалами о зверствах, творимых в Польше. Ярким примером этого является позиция генерал–майора Гельмута Штифа, написавшего 21 ноября 1939 года письмо жене, которое стало классикой среди материалов, обличавших то, что творилось в то время в Польше, и приобретших в связи с этим печальную известность. Штиф буквально ужаснулся при виде разрушенной Варшавы и того отчаянного положения, в котором оказались ее жители: «Те, кто еще три месяца назад были элегантными женщинами, теперь низведены до такого состояния, что вынуждены предлагать себя солдату за кусок хлеба из армейского пайка». В письме он также обличает бесчисленные зверства СС в отношении местного населения: «Самая отъявленная фантазия бесчеловечных пропагандистов бледнеет по сравнению с тем, что здесь вытворяет эта банда, погрязшая в массовых убийствах, грабежах, захвате и дележке трофейной добычи с одобрения и молчаливого согласия, которое, судя по всему, демонстрируется в высших сферах. Мне стыдно, что я немец! Это жалкое меньшинство, эта ничтожная кучка убийствами, грабежами и поджогами позорит имя немца, она принесет неисчислимые беды всей германской нации и приведет ее к катастрофе, если мы их быстро не остановим».

Все возрастающее возмущение по поводу происходящего на Востоке подталкивало оппозицию к мысли о необходимости срочных действий, поэтому на Браухича и Гальдера стало оказываться давление, как никогда прежде. Герделер, Бек и наиболее чтимый и почитаемый из оставшихся «живых легенд» Первой мировой войны фельдмаршал фон Маккензи напрямую писали им, протестуя и требуя их немедленного вмешательства. Этот постоянный нажим требований и просьб заставил руководство ОКХ подойти как никогда близко, начиная с 1938 года, к «моменту истины», когда нужно было определиться и принять окончательное решение.

Кризис надвигается

Октябрь 1939 года был самым напряженным временем для оппозиции во время второго периода ее деятельности. Большое количество соперничающих сил, сложные отношения внутри каждой из них, а также их борьба между собой, исключительно большая роль, хотя и крайне противоречивая, отдельных личностей, – все это определяло сложность ситуации, в которой приходилось действовать оппозиции. С одной стороны был Гитлер, бесповоротно решивший осуществить наступление на Западе. Ему противостояли, если, конечно, можно так сказать, руководители ОКХ, которым постоянно «выкручивали руки»; они часто находились на грани потери самообладания и контроля над собой из–за того мощного давления, которое на этих людей постоянно оказывалось буквально со всех сторон. Члены оппозиции и те, кто с ними был либо связан, либо им сочувствовал, ждали от Гальдера и Браухича активных действий для того, чтобы сорвать планы Гитлера, а также положить конец войне посредством организации государственного переворота с целью свержения Гитлера.

С военной точки зрения об успешном наступлении в то время нечего было и думать. Каждую неделю, а порой и каждый день поступала обескураживающая информация, говорящая о том, что подобная акция была бы преждевременной, неподготовленной и не соответствующей погодно–климатическим условиям, характерным для того времени года, когда она была запланирована. 29 сентября 1939 года генерал Томас представил свой анализ ситуации, как всегда содержащий исчерпывающие статистические данные и выкладки, подтверждающие крайне неблагоприятное положение как в настоящий момент, так и на перспективу с проблемой снабжения сырьем и поставками необходимого вооружения и снаряжения. Потребности трех основных видов вооруженных сил, прямо заявлял он, удовлетворяются на уровне значительно ниже необходимого. Например, ежемесячная недопоставка стали составляет 600 000 тонн. Ситуация с порохом также плоха, и не следует ожидать улучшения положения ранее 1941 года. Вслед за Томасом 8 октября 1939 года представил свой доклад полковник Вагнер, в котором ясно говорилось, что с точки зрения положения с военным снаряжением ни о каком наступлении в настоящее время не может быть и речи. Имеющиеся поставки покрывали лишь двухнедельные потребности одной трети из всех имеющихся дивизий, а текущее производство позволяло обеспечить на постоянной основе всем необходимым не более той же одной трети действующих дивизий.

Что касается состояния войск, то ситуация была также безрадостной. По данным генерала Фромма, командующего резервом, из которого поступали пополнения на фронт, по состоянию на 10 ноября в танковых войсках в наличии может иметься не более пяти танковых дивизий, то есть столько же, сколько перед началом польской кампании; причем эти дивизии находятся в стадии перевооружения и переоснащения. Уровень боевой подготовки и моральный дух личного состава также неудовлетворительны. Первые жалобы на этот счет начали поступать на завершающей стадии польской кампании. Командующий группой армий «Север» генерал фон Бок доложил 24 сентября 1939 года, что его первоначальная оценка обстановки как благоприятной существенно изменилась в явно худшую сторону после того, как он пообщался с находящимися в его подчинении командующими более низкого звена. Пехота по своему общему уровню подготовки и оснащенности даже близко не напоминала пехоту 1914 года. Для того чтобы воодушевить солдат, боевой настрой которых был весьма низок, и заставить их сражаться, приходилось мириться с серьезными потерями среди офицерского состава. Солдаты зачастую старались не вести пулеметного огня, чтобы не выдать свои позиции и не столкнуться с ответным огнем противника. Командующий Западным фронтом генерал–полковник Вильгельм фон Лееб докладывал, что резерв из так называемой «третьей волны» по своему уровню подготовки и оснащенности может быть использован лишь при ведении оборонительных операций, да и то лишь в том случае, если противник не предпримет крупномасштабное наступление. А «четвертая волна» была пригодна для сугубо оборонительных операций лишь после серьезной дополнительной подготовки. Начальник штаба Лееба генерал Шоденштерн добавил, что если первая линия германской пехоты превосходит по подготовке французскую, то что касается артиллерии, то здесь французы явно сильнее.

Значительная часть той информации, которая попадала в руки Гроскурта или Остера, просачивалась и к Беку. Этот материал Бек использовал для изложения своих ситуационных оценок; написанный им от руки текст доставлялся Гроскуртом в Цоссен, где его отпечатывали на машинке Инга Абсхаген, капитан Шрейдер, а также и сам Гроскурт.

Как вспоминал много лет спустя Гинц, согласно прогнозу Бека, наступление должно было застопориться после того, как потери наступавших превысили бы 400 000 человек убитыми.

В те трудные и напряженные дни Канарис буквально разрывался от терзавших его внутренних противоречий. С одной стороны, у него вызывало ярость то, что генералы столь пассивны, слабы и нерешительны; с другой – он старался сделать все, что было в его силах, чтобы побудить их к активным действиям, стремясь не упустить в этих своих усилиях ничего, ни одной детали, какой бы маловажной она ни казалась. Для этого он доверху набил свой портфель вышеупомянутыми оценками военных, показывающих, что наступление совершенно невозможно, а также материалами о зверствах нацистов в Польше, и отбыл в свою первую из целой последующей серии командировку на Западный фронт. В сопровождении полковника Лахузена, благодаря которому нам и стало известно об этой поездке, Канарис посетил несколько командных пунктов и штабов как армейской группировки, так и отдельных армий, в нее входящих. Как уже ранее отмечалось, единственным, кто положительно воспринял сказанное Канарисом, был Рейхенау. Однако радость адмирала в связи с обретением столь неожиданного союзника была явно омрачена той бездушной реакцией, которую продемонстрировал начальник штаба Рейхенау Фридрих Паулюс на представленные Канарисом сообщения и материалы о зверствах, творимых в Польше. В ходе состоявшегося между ними доверительного разговора с глазу на глаз Паулюс заявил, что он считает оправданной подобную политику Гитлера, «как необходимую военную меру». Неудивительно, что Канарис не простил этого Паулюсу и позднее не испытывал к нему никакого сочувствия, когда того постигла трагедия в Сталинграде.

Канарис вернулся в Берлин в крайне удрученном и подавленном состоянии, испытывая сильнейшие разочарование и раздражение в отношении всего генеральского корпуса. Как раз в это время в Цоссене напряжение и споры по поводу объявленных планов наступления достигли своего пика. Типпельскирх, который сам еще окончательно не определился в этом вопросе, буквально умолял Канариса как можно скорее вернуться в Берлин. Однако Канарис категорически отказался проявлять какую–либо спешку. Даже когда он вернулся в Берлин 3 октября 1939 года, Гроскурту не удалось убедить его сразу же отправиться в Цоссен. Канарис сказал Гроскурту, что не хочет иметь никаких дел «с этими дряблыми и нерешительными генералами». Сейчас все говорит за то, сказал он, что все усилия направлены на подготовку наступления на Западе через Бельгию и Голландию. В то же время все убийства и насилия, творимые в Польше, считаются оправданными [116] .

116

То, что эта поездка состоялась именно в конце сентября – начале октября, логично объясняется стремлением Канариса немедленно «взяться за оружие» и предпринять необходимые действия сразу после того, как Гитлер объявил 27 сентября 1939 года о предстоящем наступлении.

Было очевидно, что адмирал чувствовал, что находится вне игры, и эта невозможность повлиять на развитие событий его крайне удручала.

В это же время в Цоссене происходила самая настоящая война нервов, которая то ослабевала, то нарастала; так продолжалось в течение двух месяцев. После того как Гитлер объявил в рейхсканцелярии 27 сентября 1939 года о предстоящем наступлении на Западе, в ОКХ происходило беспрецедентное брожение умов, которое сопровождалось очень высоким эмоциональным накалом. Гальдер понимал, что конфликт с Гитлером неизбежен; при этом он также понимал, что его ожидает в случае подобного конфликта, когда рядом с ним находится, тем более в качестве начальника, такой человек, как Браухич, который показал себя абсолютно пассивным и безвольным в отношениях с фашистским диктатором. Польская кампания, которая завершилась взятием Варшавы, как раз в день, когда состоялось упомянутое совещание в рейхсканцелярии, дала Гальдеру достаточно оснований для того, чтобы как можно скорее попытаться избежать попадания в подобную ситуацию. В ходе кампании Браухич «забывал», где заканчиваются его полномочия, и постоянно игнорировал обязанности, касавшиеся непосредственно военных операций, которые, согласно существующим традициям, всегда относились к прерогативе начальника штаба.