Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944
Шрифт:
Затем Остер и Гизевиус позвонили Беку, который не очень хорошо ориентировался в происходящем, поскольку был вынужденно удален с «передовой» [144] .
Узнав о «разгроме 5 ноября», Бек попросил Штюльпнагеля на следующий день приехать к нему и, когда тот прибыл, передал с ним неожиданное и потрясающее по своей нестандартности предложение для Гальдера и Браухича. Если Браухич по тем или иным причинам не хотел поддержать, а тем более возглавить переворот, Бек был готов взять командование сухопутными силами на себя, при условии что с этим согласятся командующие группами армий [145] .
144
Бек, эта «упавшая звезда», находился в еще большей изоляции, чем некоторые предполагали. Ненависть Гитлера к нему была всем хорошо известна, поэтому навещали его только самые близкие и преданные люди; большинство же бывших сослуживцев и знакомых старались держаться от него подальше. С другой стороны, его товарищи по оппозиции вынуждены были проявлять осторожность в контактах с ним, поэтому связь главным образом поддерживалась через Остера и Гроскурта. После встречи вечером 25 октября 1939 года в доме Остера Гроскурт сделал в дневнике запись, которая проливает свет на то положение, в котором оказался Бек: «Интересные сообщения о Беке: он сидит дома в полном бездействии и пишет политические трактаты, которые направляет своей 23–летней дочери, живущей в Восточной Пруссии».
145
Помимо свидетельства Гизевиуса, об этом имеется запись и в дневнике Гальдера.
Нет никаких свидетельств того, что это предложение было даже просто передано Гальдеру и Браухичу, не говоря уже о какой–либо реакции с их стороны; скорее всего, Штюльпнагель решил спустить дело на тормозах, опасаясь остро отрицательной реакции со стороны Браухича. Гальдер после войны назвал подобное предложение «утопическим» и утверждал, что в то время он ничего о нем не слышал.
Несомненно, если Бок и Рундштедт отказались участвовать в перевороте вместе с действующим руководством ОКХ, они навряд ли бы изменили свою точку зрения и пошли за тем, кто уже 14 месяцев был в отставке.
Рано утром 8 ноября Остер и Гизевиус прибыли в расположенную во Франкфурте ставку командования группы армий «Ц», которой командовал Лееб.
Сразу по приезде Остер провел доверительную беседу с полковником Винсенцем Мюллером, о характере которой стало известно лишь после посмертного опубликования (в 1963 году) личного архива Мюллера. Приобретший после войны в глазах некоторых дурную славу тем, что стал создателем вооруженных сил Восточной Германии, Мюллер в описываемый нами период был начальником оперативного отдела в штабе Лееба. Именно им троим – Леебу, его начальнику штаба фон Шёденштерну и Мюллеру – Вицлебен сообщил о существовании плана сорвать наступление на Западе посредством свержения правящего режима. Остер, чья встреча с Мюллером была одобрена Вицлебеном в ходе телефонного разговора между Остером и Вицлебеном, состоявшегося накануне, подробно рассказал Мюллеру о зверствах, творимых нацистами в Польше, особенно в отношении наиболее образованной, социально активной части польского народа. Эти действия, подчеркнул Остер, вызвали широкое возмущение в германской армии. Теперь, в довершение всего, Гитлер собирается начать наступление на Западе, которое совершенно безнадежно и будет иметь катастрофические последствия для Германии. Остер показал Мюллеру копии воззваний, с которыми Бек должен был обратиться к народу и армии. В них говорилось, что война должна быть окончена, а этого можно добиться только путем свержения Гитлера и Геринга. На поддержку флота и люфтваффе, сказал Остер, надеяться не приходится; то же самое можно сказать относительно Браухича. Все, таким образом, зависит от того, какую позицию займут Гальдер и Вицлебен, которые могут рассчитывать на поддержку со стороны Штюльпнагеля, подполковника Хеннинга фон Трескова из оперативного отдела ОКХ и Гроскурта, также работающего в ОКХ.
Мюллер, чтобы прояснить для себя ситуацию, задал несколько вопросов относительно имеющихся у оппозиции в наличии сил и средств, а также каким образом намереваются убрать Гитлера и Геринга. По его мнению, все было спланировано недостаточно тщательно и продуманно, к тому же, заметил он, надо быть более бдительными и осторожными. Мюллер сказал, что не нужно было привозить с собой тексты воззваний, подвергая себя таким образом в ходе поездки ненужному риску, и попросил Остера сжечь их в большой пепельнице. В конце встречи Остер и Мюллер договорились поддерживать контакт посредством командировок Остера или кого–то из его товарищей во Франкфурт.
После этого Остер вместе с Гизевиусом отправились в Крейцнах.
Тем временем Мюллер обсудил ситуацию с Шёденштерном, а затем они оба отправились к Леебу. Поскольку, как было ясно, Мюллеру надлежало немедленно встретиться с Вицлебеном, он был направлен прямо в Крейцнах, куда прибыл раньше, чем Остер. Вицлебен встретил его очень радушно, подчеркнув, что рад возможности поговорить свободно, не скрывая своих мыслей, что невозможно сделать в присутствии руководителей его штаба. Для более продолжительного и подробного обсуждения, сказал Вицлебен, он завтра сам приедет во Франкфурт.
Когда Остер и Гизевиус прибыли в Крейцнах, Вицлебен не смог принять их сразу; его здоровье оставляло желать лучшего, и он вынужден был принимать некоторые местные лечебные процедуры. Генерал выглядел уставшим и подавленным; по его мнению, шансы как на переворот, так и на предотвращение наступления были практически нулевыми. Он не верил, что ему удастся как–то повлиять на Браухича и Гальдера, с которыми он имел возможность пообщаться в ходе их недавней поездки на Западный фронт. Браухич произвел на него просто жалкое впечатление; он доверительно сказал Вицлебену, что более не чувствует себя в безопасности. «Гейдрих следит за мной, – сказал Браухич, – и собирается арестовать». И это говорит командующий сухопутными силами Германии! Когда Вицлебен прямо и жестко спросил: «Почему вы сами его не арестуете?», в ответ последовало лишь тягостное молчание.
Учитывая отрицательное отношение к перевороту со стороны руководства ОКХ, Вицлебен отметил, что единственной, по его мнению, возможностью хоть чего–нибудь добиться, является общая солидарная позиция всех трех командующих группами армий на Западе, которые должны отказаться выполнить приказ о наступлении. Как и многие другие, Вицлебен не рассчитывал на поддержку младшего офицерского состава, поскольку молодые офицеры, по его словам, «были опьянены Гитлером». Никто не мог точно сказать, чей приказ в случае кризисной ситуации будут выполнять солдаты: «генерала, предпринявшего попытку переворота, или полевых офицеров, сыплющих нацистскими лозунгами».
В ходе обсуждения пришло сообщение о том, что из–за погодных условий начало наступления, а соответственно, и переезд ОКХ в Гессен переносится на три дня. Это давало некоторое дополнительное время для работы с Гальдером, однако также означало и то, что Вицлебену теперь придется поехать в Цоссен. С учетом его пессимистического настроя относительно возможности повлиять на Гальдера пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить его согласиться на эту поездку. Вицлебен в конце концов дал свое согласие, но при условии, что его поддержит руководство группы армий. Остер на обратном пути в Берлин и полковник Мюллер должны были для этого подготовить соответствующую почву.
Во время встречи Остера и Гизевиуса с Вицлебеном произошел инцидент, который впоследствии стал причиной разрыва отношений между Остером и Гальдером. Утренний разговор с Мюллером не побудил Остера к большей осторожности в обращении с документами, являвшимися в высшей степени компрометирующими. Два экземпляра воззваний Бека, которые Остер торжественно сжег в пепельнице в присутствии Мюллера, очевидно, были у него далеко не последними. Как минимум один набор этих документов у него сохранился, и он продемонстрировал его Вицлебену в ходе их встречи. Увидев их, Вицлебен среагировал жестко: «Вы что, везли все это с собой в машине? В таком случае я больше не хочу вас видеть».
Генерал, правда, затем несколько смягчил тон, что, к сожалению, ослабило воздействие на Остера полученного им замечания. В этот же вечер Остер допустил еще большую неосторожность, граничащую с безалаберностью, если не с безрассудством. Поскольку вторая половина дня 8 ноября была очень занятой, Остер и Гизевиус никак не успевали вернуться в тот же день в Берлин. Единственное, что им удалось сделать, – это добраться до Франкфурта, где им пришлось остаться до утра. Это позволило страшно уставшему и измотанному Остеру провести вечер в офицерском казино, где он пил и изливал душу в компании офицеров. Остер, совершенно забыв обо всякой осторожности, разразился такими тирадами против нацистского режима, что его товарищам пришлось поскорее увести его в другое помещение, где были только его единомышленники. В довершение ко всему он оставил в казино экземпляры воззваний Бека, а также список предполагаемых членов нового временного правительства. К счастью, документы подобрали надежные люди, которые вернули их Остеру.