Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944
Шрифт:
Наиболее разнятся взгляды и точки зрения очевидцев на то, каковы были условия англичан по территориальным вопросам. Наибольшее совпадение точек зрения мы видим в отношении Австрии – практически все сходились на том, что англичане считали, что ее будущее должно быть определено плебисцитом. Эта идея была первоначально выдвинута в рядах самой оппозиции, а именно Беком, и не принадлежала англичанам. Бек считал, что принцип самоопределения очень хорошо подходит к решению территориальных проблем в Центральной Европе. Что касается Австрии, то, по его мнению, Германия, освобожденная от нацистской чумы, не могла настаивать, сохраняя при этом честь и достоинство, на том, чтобы вопрос о единстве Австрии с Германией считался решенным на основании того давления, которое Гитлер оказал на Австрию в 1938 году. Мюллер получил указания включить вопрос о самоопределении Австрии в обсуждения в Ватикане, а затем это дошло до англичан, и уже потом этот тезис был передан ими через папу в качестве одного из условий, которое записал на своем листке отец Ляйбер и которое затем было сформулировано в «докладе Х».
Исключение из общего мнения представляют
Мало расхождений было во мнениях и по поводу позиции англичан в отношении по Чехословакии и Судетской области. С самого начала ватиканских контактов, как видно из записи в дневнике Гроскурта за 20 октября 1939 года, англичане говорили об «определенном восстановлении Чехии», что можно было понимать как воссоединение Чехии и Словакии. Некоторые (например, Гальдер) говорили, что речь шла о сохранении «мягкой ассоциации» с рейхом. По общему мнению, Судетская область оставалась в составе Германии; поскольку было ясно, как выскажется население, не было необходимости проводить плебисцит. Задолго до Мюнхена англичане выступали против сохранения большой группы компактно проживающих немцев на территории Чехословакии, а поскольку та «хирургическая операция» с выселением немцев из Судет, которая была проведена после войны, была в те времена невозможна, то неудивительно, что англичане молчаливо согласились с тем, что Судетская область останется в составе Германии.
179
Ранее Гальдер говорил другое; так, в 1948 году он сказал Шпрюкхаммеру, что в докладе говорилось о проведении плебисцита в течение пяти лет.
На этом перечень вопросов, по которым мнения совпадали, исчерпывается; по главному вопросу – о Восточной Европе – мнения существенно разнятся. Наиболее крайнюю точку зрения высказал Гальдер – он, ни много ни мало, заявил, что речь шла о восстановлении границ 1914 года!
С этим был решительно не согласен отец Ляйбер, причем для такого сдержанного и контролирующего себя человека, как он, та страстность, с которой он высказал свою точку зрения, могла рассматриваться как настоящий взрыв эмоций. После войны Ватикан был весьма чувствителен к обвинениям со стороны коммунистов в том, что он участвовал в подготовке «восточного Мюнхена»: заключении англо–германской сделки за счет поляков, облегчавшей создание плацдарма для нападения на Советский Союз. Отвечая на подобное обвинение, напечатанное в пражском журнале «Праце», Пий XII лично продиктовал и своей рукой внес поправки в официальное опровержение, опубликованное в «Оссерваторе Романо» за 11—12 февраля 1946 года. После признания факта ватиканских контактов в заявлении говорилось, что «одностороннее урегулирование проблем Восточной Европы в интересах Германии» никогда в их ходе не обсуждалось. Эта формулировка, конечно, по–прежнему оставляет возможность для пересмотра тех условий, которые были приняты в 1919 году, однако отец Ляйбер отвергает даже и такое толкование. Никогда, писал он в 1958 году, папа не приложил бы руки к новому разделу Польши: «С самого начала контактов имелось в виду и было четко и ясно выражено, что Польша будет восстановлена». Два года спустя он сказал автору, что «вполне убежден», что оппозиция никогда даже не поднимала такие вопросы, как Данциг и «польский коридор» [180] .
180
В 1793 году в результате второго раздела Польши Пруссия овладела устьем Вислы и Гданьском, который был назван ею Данцигом. Поэтому было бы вполне естественно после Первой мировой войны вернуть устье Вислы и Гданьск (Данциг). Но страны—победительницы в Первой мировой войне решили, что он получил статус вольного города под управлением Лиги Наций. Польше предоставлялся в нем ряд особых прав. В конце Второй мировой войны фашисты объявили Данциг крепостью, и в ходе военных действий он оказался полностью разрушен. Социалистическая Польша восстановила Гданьск и заселила его.
Ситуация уравновешивается свидетельствами Хаппенкотена, которые менее всего можно рассматривать, как основанные лишь на догадках и предположениях. Как он вспоминает, все, что говорилось в «докладе Х» относительно Восточной Европы, ограничивалось тем, что «районы проживания немецкоязычного населения» должны оставаться в составе рейха, из чего вытекали лишь такие изменения границ, по которым к Германии должен был отойти свободный город Данциг, а также в ее пользу должны были быть сделаны некоторые изменения внутри района «польского коридора».
Именно такой умеренный вариант более согласуется с логикой сложившейся тогда ситуации, чем полное возвращение либо к 1914 году, либо к августу 1939–го. За сдержанные формулировки доклада говорят и сделанные после войны заявления Мюллера, которые вполне соответствуют изложенным Беком принципам, касавшимся самоопределения.
Еще один территориальный вопрос, который, согласно свидетельствам современников, был упомянут в «докладе Х», не может не вызывать изумления. Речь идет об утверждении Гальдера, частично поддержанного Зондреггером [181] , что «доклад Х», как он это понял, предусматривал возвращение Эльзас–Лотарингии Германии.
181
Зондреггер
Абсурдность этого тезиса настолько очевидна, что если бы его выдвинул не начальник Генерального штаба Германии, то не было бы необходимости его даже комментировать. Тут сразу возникают «два вопроса в одном»: 1) Было ли подобное предложение включено в заключительный (или любой другой) ответ англичан? 2) Содержалось ли подобное положение в документе, переданном Гальдеру и прочитанном им?
Первая возможность может быть отметена с ходу. Мюллер торжественно заявлял о том, что этот вопрос никогда не фигурировал в вопросах и ответах, передаваемых оппозицией в Рим, а сами англичане никак не могли поднять подобный вопрос по собственной инициативе, поскольку, во–первых, это была не их территория, а во–вторых, даже Гитлер отказался от претензий на то, что Эльзас–Лотарингия является частью Германии.
Таким образом, вопрос сводится к следующему: содержал ли документ, полученный Гальдером в начале апреля 1940 года, подобное положение. Если да, то оно могло быть включено в документ лишь незадолго до того, как его увидел Гальдер, поскольку его не было ни в изначальном варианте доклада, ни в том варианте, который был зачитан Хасселю 16 марта 1940 года. Столь опытный и искушенный дипломат, как Хассель, никогда не пропустил бы мимо ушей столь важный тезис и сразу отразил бы услышанное в своем дневнике. Все оставшиеся в живых люди, видевшие доклад до Гальдера, – Кристина фон Донаньи, Лидиг, Эцдорф и Гизевиус – сходятся во мнении, что они обратили бы внимание на подобный пункт, будь он включен в документ. Таким образом, остаются два варианта разгадки: а) либо в доклад, перед тем как он попал в Гальдеру, был включен посторонний пункт, которого там изначально не было; и б) Гальдер ошибся в своих воспоминаниях как по этому пункту доклада, так и по другим, где его свидетельства резко расходятся со свидетельствами других очевидцев.
В ходе начавшейся дискуссии по этому вопросу возникли попытки «перевести стрелки» на Остера и/или Донаньи. Было ли это умышленным допущением, чтобы «усилить» доклад и, соответственно, его воздействие на генералов? Сам Гальдер был в этом полностью уверен. Отец Ляйбер, который не был знаком с Остером, но не испытывал особых симпатий к Донаньи, также склонялся к подобной точке зрения [182] .
Те исследователи, которые сочли необходимым принять заявления Гальдера на веру, вынуждены были прийти к заключению, что доклад был, скорее всего, «доработан» на Тирпиц–Уфер [183] .
182
В подобной позиции не было никакой предвзятости. Так, отец Ляйбер довольно высоко ценил Бонхоффера и был к нему весьма расположен. Однако у него скорее вызывал неприязнь «какой–то слишком жесткий кальвинизм» Донаньи, а также его холодность и сдержанность, создававшие впечатление, что он чуть ли вообще не лишен человеческих чувств. Ляйбер предположил, что, вполне «возможно», генералам был предъявлен «подлог», чтобы сделать идею переворота в их глазах более «привлекательной».
183
Костхорст и Сендтнер, пытаясь разрешить противоречие, с одной стороны, не выдвигая обвинений в адрес оппозиции в абвере, а с другой – не ставя под сомнение свидетельств Гальдера, выдвинули предположение, что Гальдер увидел упоминание об Эльзас–Лотарингии не в этом докладе, а в каком–то другом документе из той огромной кипы бумаг, которые он регулярно получал.
Имеются убедительные доказательства того, что этот тезис неверен и что именно Гальдер ошибочно излагает содержание «доклада Х». Хотя вполне можно предположить, что в доклад вносились какие–то изменения, однако на основе имеющейся информации приходишь к твердому заключению о том, что в тексте доклада, попавшем к Гальдеру, не было принципиальных расхождений с тем вариантом, который Донаньи за много недель до этого диктовал своей жене. Вполне возможно, что Остер и Донаньи, оказавшись в ситуации «все или ничего», могли прийти к выводу, что цель, к которой они стремились, может быть оправдана внесением в документ некоторых изменений. Однако они бы никогда не стали делать это столь неуклюже, как это предполагает Гальдер, к тому же, действительно, не было никакой необходимости пытаться переплюнуть Гитлера по части выдвижения экстравагантных требований и выдвигать подобные требования от имени Германии.
Заслуживает внимания тот факт, что, когда Гальдер и Мюллер впервые встретились в концлагере Дахау в 1945 году, генерал, объясняя, почему «доклад Х» не возымел необходимого воздействия на ОКХ, ничего не сказал о том, что доклад не был воспринят всерьез из–за упоминания в нем вопроса об Эльзас–Лотарингии; к подобному аргументу Гальдер стал прибегать лишь спустя несколько лет.
Если брать во внимание свидетельства в пользу «доклада Х», то следует отметить, что копия документа, принесенная Гальдеру в 1940 году, была обнаружена в Цоссене агентами СД в 1944 году. На этом документе имеются исправления и добавления, сделанные рукой Донаньи, а в самом верху его, о чем прекрасно помнит непредвзятый свидетель этих событий Хаппенкотен, было напечатано, что документ был доставлен Гальдеру Томасом 3 апреля 1940 года. В нижней части документа, опять же рукой Донаньи, была сделана краткая запись о реакции на документ со стороны Гальдера и Браухича. В этом документе не было никакого упоминания ни об Эльзас–Лотарингии, ни о восстановлении восточных границ 1914 года.