Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944
Шрифт:
Взяв с собой капитана Фидлера, человека такого же мятежного духа и твердых убеждений, Гроскурт сел 18 декабря 1939 года в ночной экспресс, отправлявшийся во Франкфурт. Он хорошо знал о настроениях среди высшего звена штабных офицеров группы армий «Ц», которой командовал Лееб, а потому рассчитывал, что его здесь встретят с радушием и пониманием. Следующим утром он встретился с начальником штаба фон Зоденштерном, начальником оперативного отдела полковником Винсенцем Мюллером и начальником отдела разведки подполковником Ланге. Переданные им документы и материалы, которые он представил точно в том виде, в каком их получил, произвели очень сильное впечатление, а также вызвали взрыв возмущения и негодования по адресу Браухича, который полностью потерял их доверие.
Днем Гроскурт и Фидлер продолжили свою «езду по кругу» и прибыли в ставку командования Вицлебена в Крейцнахе, где имели беседу с начальником штаба Меттом, а также руководителями оперативного отдела и отдела разведки. После этого Гроскурт три четверти часа беседовал с Вицлебеном и значительно укрепил намерение и готовность генерала приехать в Берлин через десять дней. На следующий день (20 декабря) Гроскурт и его спутник посетили графа Шверина, связного оппозиции в Крейцнахе, который отвез их на два командных пункта на передовой, где их агитация могла бы дать результат.
Утром 21 декабря Гроскурт и Фидлер оказались в Кобленце, откуда Рундштедт командовал группой армий «А». Гроскурт докладывал лично Рундштедту; отсутствие комментариев в его дневнике по этому поводу связано, очевидно, с тем, что отклика у Рундштедта его сообщение не имело. Уже собираясь уезжать, они с удовлетворением заметили, что подъехал Лееб. Он был настолько впечатлен информацией, полученной его штабом во Франкфурте от Гроскурта и его спутника, что буквально последовал за ними по пятам в Кобленц, чтобы лично побеседовать с Рундштедтом и попытаться повлиять на него.
Помня о поговорке «Каков поп, таков и приход», оба агитатора не имели особых надежд на успех, когда приехали в ставку командования группы армий «Б», располагавшуюся в Годсберге, которой командовал Бок. И действительно, изначальная реакция начальника штаба Ганса фон Зальмута на сказанное ими была негативной. Но к концу беседы Гроскурт, использовавший все свои способности убеждать, почувствовал, что собеседник более или менее прочувствовал сказанное и что информация легла удачно. Подводя итог своей добровольной миссии на Западный фронт, Гроскурт позвонил в штаб 4–й армии в Кёльн. «Таким образом, мы охватили самые важные звенья Западной группировки. Я надеюсь на успех. Мы продолжим».
В течение трех дней он неустанно трудился во всех трех группах армий, в двух армиях и двух вспомогательных командных пунктах, находившихся в их подчинении. И всюду он чувствовал возможность добиться положительного отклика. Меморандум Бласковица поистине оказался козырной картой; ряд начальников штабов сделали длинные выписки из него, чтобы показать своим командирам и коллегам.
«Что принесет новый год?» – этим вопросом открывает Гроскурт свой дневник за 1940 год. И тут же дает ответ: «Я продолжу борьбу, чтобы покончить с этим безумием». Оценка текущего момента была довольно оптимистичной; обстановка, как казалось, способствовала такой оценке. ОКХ был буквально завален протестами в связи с циркуляром СС от различных церковных учреждений и групп верующих, а также воинских частей и соединений. Браухич и Гальдер оказались весьма восприимчивыми к этим протестам. Браухич был под столь сильным воздействием от происходящего, что написал весьма энергичное письмо Кейтелю, в котором затронул тему, связанную с регулированием религиозных вопросов в вермахте. Гроскурт получил от командующего сухопутными силами вполне соответствующее его настроению и убеждениям поручение подготовить проект документа на этот счет и с удовлетворением обнаружил,
Однако «день расплаты» для Гроскурта, этого неутомимого и бескомпромиссного бойца, приближался. 5 января 1940 года на имя Браухича пришел запрос от Бласковица о том, почему различные выдержки из его меморандума гуляют по всему Западному фронту. Вечером того же дня в Цоссене царило «всеобщее возбуждение». Гальдер, как уже отмечалось, был в командировке на Западном фронте, откуда он должен был вернуться не ранее 8 января. Однако непосредственный начальник Гроскурта Типпельскирх заверил в тот момент Гроскурта, что окажет ему полную поддержку.
При изучении записей в дневниках Гроскурта за тот период складывается впечатление, что 4–й оберквартирмейстер Типпельскирх был «своим» во всех лагерях и имел привычку «есть в двух стойлах». Гроскурт относился к нему с недоверием, если не с презрением и никогда не отказывался от изначально данной им оценки этому человеку: «приспособленец, тщеславен, хочет выдвинуться, чтобы что–то собой представлять, является противником адмирала».
Хотя Типпельскирх, как и все руководящие сотрудники ОКХ, был противником наступления, он, по сути, не разделял взгляды оппозиции и, судя по всему, никогда не был посвящен в планы и цели цоссенской «группы действия». После первых же попыток испытать его на пригодность для работы в рядах оппозиции, увидев его реакцию, от дальнейших подобных попыток сразу отказались. Так, когда в октябре 1939 года ему на стол для проверки «случайно» положили одну из бумаг, написанную Беком, он воскликнул: «Это сочинение написано англичанином или немцем?
В последнем случае по такому человеку давно уже плачет концлагерь».
1 ноября 1939 года Типпельскирх с полной серьезностью сказал Гроскурту, что «ситуация неустойчива, ненадежна и просто нелогична», очевидно имея в виду столкновения во мнениях между Гитлером и ОКХ по вопросу о наступлении. Далее он сделал загадочное замечание о том, что Гальдер предпринял попытку выяснить вопрос о «надежности» Гроскурта и Канариса.
Поскольку он навряд ли всерьез употребил слово «надежность» для характеристики отношения Гроскурта и Канариса к режиму или планам наступления, то, скорее всего, он хотел таким образом выразить сомнения в их способности трезво и реально смотреть на вещи и правильно понимать суть происходящего, а также доводить начатое до конца. Из этих замечаний складывается впечатление, что Гальдер, перед тем как уехать с Браухичем в командировку на Западный фронт, в какой–то степени дал понять Типпельскирху, что он намеревается предпринять 5 ноября.
Это предположение подтверждается тем, как отреагировал Типпельскирх, вернувшийся 7 ноября 1939 года с совещания руководителей разведки, состоявшегося в Дюссельдорфе, на рассказ Гроскурта о том, что произошло за время его отсутствия. Гроскурт указывает, что Типпельскирх «был совершенно потрясен и обескуражен»; он стал говорить о «сопротивлении» Браухичу и Гальдеру внутри абвера. Возможно, рассуждал Типпельскирх, следует обратиться за помощью к Герингу и уговорить его вмешаться и взять инициативу на себя.
Теперь (в январе 1940 года), когда возник вопрос о том, чтобы прикрыть своего подчиненного, Типпельскирх шарахался из крайности в крайность; как охарактеризовал это в своем дневнике Гроскурт, «изгибался, как тростник на ветру».
Если 5 января Типпельскирх заверил Гроскурта в поддержке, то спустя три дня, когда Гальдер вернулся в Цоссен, его позиция изменилась. В ходе поездки начальник штаба ОКХ многое узнал о том, что предпринимал Гроскурт в Западной группировке войск. Вернушвись, он ничего не сказал «злоумышленнику», однако по изменению отношения Типпельскирха можно было понять, в какую сторону стал дуть ветер. Явно запугивая Гроскурта, Типпельскирх сказал ему, что «он волен подать рапорт о другом назначении». Однако мужественный офицер не собирался облегчать жизнь своему руководству добровольным уходом. «Я остаюсь на своем посту и никуда сам не уйду», – четко зафиксировал он свою позицию в дневнике.