Закат. Re_Animation
Шрифт:
Послышались звуки тракторов с других деревень, в которые вклинивались звуки заводимых отечественных машин на повышенных гудящих оборотах.
– Хочешь к воде? – нарушив молчание за несколько часов произнёс Виктор, указывая на заводь какой-то речушки, имеющей в качестве названия скорее всего какое-нибудь прилагательное.
– Да. – сказала Алёна и просияла.
Они спустились с крыши и пошли кратчайшим путём – через поле, так как от садика дороги до реки не предусматривалось. Хотя, наверняка, в летние деньки воспитательницы без воспитанников, которые дремали во время двухчасового тихого часа или делали вид, что дремлют, собравшись вместе и оставив «за старшую» самую стыдливую или проспорившую, шли купаться на реку.
Поле с невысокой травой, еще так недавно вспаханное, было ровным, если не считать редкие пирамиды муравейников или норки полёвок. Вскоре их путь пересекла дорога, ведущая прямо к заводи, рядом с которой помимо рогозы колыхались несколько кустарников и одинокая ива.
– Это всё так волшебно! – сказала Алёна. – Я даже не знаю как это описать. Мне сейчас очень хорошо, так хорошо, что хочется кричать!
– Так кричи.-, улыбнулся Виктор.
– Пооле! Воодаа! Нееебо! – словно воззвав к стихиям прокричала Алёна.
Виктор улыбнулся.
– Я очень рад, что тебе как и мне это нравится. То, что мы на одной волне.
– А ты почему тогда не кричишь?
– Не хочу. Но рад слышать как ты кричишь.
Навстречу им прошагал мужчина с загоревшим от работы в поле лицом, ведерком с бултыхающейся рыбой в одной руке и самодельной удочкой в другой. Он из-под кепки окинул парочку взглядом и, миновав их, плюнул скопившейся слюной, видимо, выражая своё отношение к белокожим городским дуракам.
Подход к заводи был песчаным и широким. Достаточно широким для того, чтобы при желании сюда можно было приехать на катере или наоборот, сдав задом на машине спустить лодку с багажника, чем судя по огромным доскам, размером с рельсы, выглядывающими из травы тут часто занимались.
Но несмотря на это, вода тут была необычайно чистой для места не столь отдаленного от московской области. По мелководному песчаному дну рядом с берегом плавали стайками мальки разных сортов рыб, очевидно разыскивая зазевавшуюся мошкару, упавшую на воду.
Алёна сняла кроссовки, закатала зеленые штаны и, сев на снятую обувь, погрузила стопы в воду, от движения которой стайки мальков, находящиеся на разной степени отдаления тут же бросились наутёк, но через считанные секунды, осознав что если это и хищник, то менее опасный, чем те, кто водится на глубине, вернулись к своим патрульным круговым маршрутам.
– Не замерзнешь? – спросил Виктор, садясь рядом.
– Хочется холодной воды, ноги устали. – сказала Алёна и подняла одну ножку с маленькими пальчиками и аккуратно постриженными ноготочками, по которым обратно в реку стекли капельки воды. Она вгляделась между пальцев, как в прицел и тут же с хлопком, создав фонтан брызг плюхнула её назад в воду, напугав начинающих привыкать к новому соседству мальков, которые, впрочем, скоро опять вернулись.
Солнце начинало вставать и мелкие волны, прибиваемые к берегу играли с его лучами. Виктор сидел и любовался просыпающейся природой, которая наполнялась своими мелодиями. Тут и там поодаль от берега слышались всплески рыбы. Птицы перещелкивались или посвистывали. Поле наполнялось стрекотанием насекомых. Подлетела крупная синяя стрекоза, зависнув на несколько секунд над водой, подобно вертолету и, прождав невидимого взлетного сигнала умчалась ввысь.
Вода, хлюпающая у берега с каждым накатом меняла рельеф дна, то оголяя, то пряча мелкие камушки под белыми песчинками, создавая какие-то картины, которые подобно ревнивому художнику тут же стремилась переделать, изменив какие-то штрихи. По икрам Алёны всё выше взбирались мурашки, от которых она релаксировала, изредка поигрывая пальцами под водой. Осмелевшие мальки тем временем всё ближе и ближе подбирались к неизвестному гостю, создающими непривычные колебания, каждый раз кругом сворачивая свой строй и с каждым разом приближающим орбиту своего патруля.
Позавтракав припасенными бутербродами и водой, они двинулись назад к машине, так как солнце уже начинало припекать. От заводи шла приемлемая не только по сельским меркам дорога, такая что на ней можно было проехать даже на легковушке, и не только в сухую погоду. Скоро эта дорога пересеклась дорогой от деревни к детскому саду. И они уже шагали мимо тех кустов, откуда на них вчера выглядывали козы с колокольчиками. Сейчас их не было, были только следы их тут пребывания ведущие в соседнее село.
По дороге им встретился только один мужичок, который тащил на тележке, созданной им из старой детской коляски холодильник, очевидно выменянный на что-то.
Машина к счастью стояла целая и невредимая рядом с магазином, из которого, окинув их взглядом вышла толстая женщина, прижимающая к груди левой рукой три белых батона и один чёрный, второй рукой стараясь найти карман на своём фиолетовом халате с мультяшными мышками. Попав в карман, она, скинула мелочь и выдыхая при каждом шаге спустилась с лестницы. Следом из магазина показалась пестрая кошка, которая потеревшись спиной о дверной косяк, с довольным видом потянулась на солнце, и, облизнувшись после завтрака, уселась прямо на крыльце, продолжая наводить марафет.
Закинув вещи в машину, они поднялись по лестнице мимо кошки, которая на секунду прервалась и тут же, оценив перспективы и риски, просто продолжила прихорашиваться.
В магазине, который представлял собой набитые на стенах деревянные полки из разноцветных досок и фанер и заставленные тем, что привезли в этот раз, было так же два горизонтальных холодильника, в которые еще лет тридцать назад раскладывали колбасу двух вкусных сортов, которую потом заворачивали в оберточную бумагу и, обвязав тонкой веревочкой, вручали покупателю.
Продавщица в синем халате с карманом посередине, раскладывала привезённый хлеб, который был еще горячим и наполнял магазин своим ароматом. Рядом с хлебом стояли целлофановые кулечки с уже взвешенным печеньем от местной небольшой пекарни. Названия печений «творожное», «звездочка», «ягодка», «чайное» говорят сами за себя. Неровно обрезанные, скорее всего из-за старых слегка погнутых от десятилетней эксплуатации форм, с легкими пригаринками, от чего какие-то части печенья, в частности завитушки и рисунки выглядят коричневее основной площади печенья, создавали очень милые образы, за которые в Москве или любом другом городе на них бы накрутили бы четверную цену, обозвав крафтовыми. Тут же килограмм печенья стоил как два батона местного хлеба -40 рублей. Цены, за которую в Москве даже просрочки не купишь.