Заключительный аккорд
Шрифт:
— Ну, например, господина обер-лейтенанта и мои! — разгорячившись, воскликнул Мюнхоф.
— Оба свидетеля не были очевидцами, и, следовательно, они не могут давать обвинительные показания.
— Ни я, ни Линдеман ничего не видели. — Голос Зеехазе дрогнул. — Вы ведь тоже ничего не видели?
— Видел.
Все удивлённо уставились на обер-ефрейтора.
— Когда Генгенбах вернулся, я сам осматривал его пистолет. Мы готовились к рукопашной. Ствол пистолета был смазан, а магазин до отказа набит патронами. Рядом сидел Линдеман, он сам может это подтвердить. Да вы и сами, господин обер-лейтенант,
«И почему только я этого раньше не сообразил? — подумал Зеехазе. — Никто не может доказать обратного».
Ни один мускул не шевельнулся на лице Линдемана.
— Под присягой было заявлено, что стрелял Генгенбах, — вспомнил Клазен.
— Присягу приносил лишь один человек. — Зеехазе посмотрел на Мюнхофа, и тот молча кивнул ему.
Это было похоже на фронтальный удар по Клазену. Он вытер пот со лба и затылка.
«Теперь я попал во вторую неприятность», — подумал Клазен и сказал:
— Всё гораздо сложнее. — Он покачал головой. — Дайте мне возможность найти выход, спешить не нужно… Можете мне поверить, молодой человек…
Обер-лейтенант, спотыкаясь, вышел из кухни, думая о том, что ему следовало бы расправиться с Альтдерфером.
Возвращаясь на КП вместе с Линдеманом, Зеехазе уже не считал, что день кончился плохо.
Капитан Виктор Зойферт проснулся и сразу же попытался сообразить, где находится. Он с трудом открыл глаза. Веки, казалось, налились свинцом. При скупом лунном свете он всё же рассмотрел, что вцепился рукой в большой деревянный крест. Точно такие же кресты громоздились вокруг, наваленные один на другой. Зойферта бросило в дрожь.
— Где это я? — еле слышно пробормотал он и прислушался.
Откуда-то доносилось нестройное пение. «Это, наверно, янки, парашютисты, — мелькнуло у него в голове. — Поскольку я им всё рассказал, я им теперь не нужен, и они меня просто расстреляют».
Его затрясло от страха. Зойферт добрался до двери, но она оказалась запертой. Окна же, напротив, были открыты. Через них в помещение вливался свежий ночной воздух. Часового под окнами, кажется, не было.
«Во что бы то ни стало нужно отсюда выбраться!» — решил он.
Как только Зойферт вылез из окна и оказался на земле, он со всех ног пустился бежать прямо по снегу. Затем перелез через какой-то забор. Пот лил с него ручьями. Пробежав километра два, он увидел указатель с надписью «Подразделение Квангеля».
«Значит, я на правильном пути! — обрадовался он. — Ведь вчера я был там на вечеринке!»
Неожиданно Зойферта догнала патрульная машина. Перед ним выросла фигура с серебряными погонами на плечах. Зойферт был без фуражки, ремня и оружия. Документов у него тоже не оказалось. Он говорил быстро и сбивчиво.
Старший патруля быстро принял решение: забрать Зойферта и отвезти его в штаб дивизии.
Спустя четверть часа Зойферт стоял перед генералом Круземарком.
— Господин генерал, докладывает капитан Зойферт, сбежавший только что из американского плена! — Зойферт сиял от удовольствия. Сбылась его заветная мечта: он доказал, что способен на геройский поступок.
Генерала столь беглый доклад капитана явно не удовлетворил. Он хотел знать точно, где
— Благодарю ваи, Зойферт, за мужество и верность! — сказал генерал капитану и отдал приказ немедленно поднять штаб дивизии по тревоге. Он буквально загонял своего порученца, заставив ого связаться с зенитным дивизионом и постом ВНОС и узнать у них действительное положение вещей.
Генерал нервно вцепился зубами в сигару, ожидая докладов командиров частей. В голове у него мелькали различные комбинации, а на его письменный стол ложились всё новые и новые доклады командиров.
Когда Круземарку показалось, что он уже готов припять окончательное решение, он вдруг потянул носом и учуял, что от капитана пахнет коньяком. А нюх у генерала был такой, что он мог безошибочно отличить «хенесси» от «мартеля». В данном случае от капитана пахло, точнее говоря, несло «мартелем».
Капитан и генерал уставились друг на друга. Наконец генерал пробормотав:
— Плохо. Очень плохо…
У Зайферта сделалось так скверно на душе, как было только в ту ночь, когда полковой командир выбросил его из своей постели. На этот раз повторилось нечто подобное, только уже на генеральском уровне. Дверь за капитаном с шумом захлопнулась.
Генерал Круземарк позвал к себе начальника разведки и сказал ему:
— Я хочу, чтобы данный инцидент был скрупулёзно расследован. Даю вам на это три дня. — Генерал тяжело дышал. — Всю эту кашу кто-то заварил, а наивный Зойферт стал жертвой этой глупой шутки. Я желаю видеть всех зачинщиков этой истории перед собой! А уж тогда-то я… — Генерал провёл ребром правой руки себе по горлу, издав при этом неприятный звук.
Второго декабря 4944 года, в субботу, Гитлер приказал явиться к нему в имперскую канцелярию генерал-фельдмаршалу Моделю, обер-группенфюреру СС Дитриху, генералу танковых войск фон Мантейфелю и генерал-лейтенанту Вестфалю, с тем чтобы ещё раз пространно растолковать им военные и политические цели подготавливаемого наступления на Западном фронте.
Модель и Мантейфель пытались предупредить фюрера о том, что желания и возможности на сей раз не совпадают, и потому предлагали провести операцию небольшого масштаба, которую в случае успеха можно было бы расширить.
Однако Гитлер остался непреклонным, приказав действовать по его плану, который якобы всё сразу решал.
Седьмого декабря Эйзенхауэр и Монтгомери вместе с начальниками своих штабов встретились в Маастрихте. Англичане высказали во время этой встречи критические замечания, которые сводились к следующему: англо-американские силы слишком растянуты, а фронт гитлеровских войск и его стратегические резервы пока полностью сохранены. Связывание войск противника своими войсками на многих участках было для Эйзенхауэра равносильно стратегическому поражению. Нужен был новый план наступления. Оба соперника, охваченные жаждой славы, много и долго спорили о чересчур растянутых коммуникациях, о нехватке боеприпасов, о несправедливом распределении горючего, что, по их мнению, и являлось первой причиной различного рода упущений и ошибок.