Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)
Шрифт:
– Ты первый.
– Я Квеллиар, старейший из Массаллов. Я сторожу сей подход к Живому Дворцу и правлю фейин своего Дома десять тысяч лет.
Он произносит это так, словно гордится. Ну, я тоже гордился бы. Но это имя... кажется, я уже слышал. Где?
– Можешь звать меня Домиником Шейдом.
– Я могу звать тебя как захочу, - говорит он с некоей горечью.
– Доминик Шейд - твое имя?
Я пожимаю плечами.
– Сегодня.
– И чем ты занят, Доминик Шейд Сегодня?
–
– Но не предъявил причины, по коей Митондионн должен выносить вонь твоего кислого пота и запах падали из пасти. Зреть твои грязные ноги и...
– Ага, угу. Хуманс грязен с ног до головы.
– О, понял. Знаю, кто это.
Знаю и то, что через сорок шесть или сорок семь лет Райте убьет его в приемной Уинсона Гаррета... Не готов рассказать, но даже малое знание несет опасность.
– Квеллиар Массалл, гм? Как поживает сестренка - как ее имя? Финелл?
Симуляция фея замирает. Абсолютно: кролик, услышавший шаги волка.
– А твой отец - Массалл Кверрисинн?
– Поскольку его выкрутасы мне совсем не понравились, обхожусь без намеков.
– Он переживет тебя.
– И как ты надеешься найти мою особу, уже не говоря о причинении вреда?
– Это не угроза.
– Нет? И что же это?
– Пророчество.
– От одичавшего?
– Тебя убьет человек, но я не этот человек.
– Внезапно мой разум пробуждается. Если это вообще должно сработать, пусть начнется с этого мудака.
Я тянусь за пазуху, вынимаю черный сатиновый галстук. Кровь давно засохла, бурая и облетающая крупинками.
– Видишь? Отнеси Вороньему Крылу. Ваша код... ваш народ владеет магией и прочим дерьмом, и ты сможешь сказать, чья тут кровь. А?
Он смотрит так, будто я поднес пригоршню собачьего говна.
– Я бессмертен, но не желаю терять времени на хумансовы останки.
Хумансовы, ах ты хрен.
– Скажи Вороньему Крылу, что это посылка от Торронелла.
Глаза вдруг становятся кошачьими щелками.
– Самый молодой из Митондионнов мертв уже сотни лет.
– Для трупа он замечательно сосет.
Сплетенный из ветра и пения птиц голос замечательно умеет изображать сдавленный хрип. Или пердеж?
– Я не единственный из людей знаю, где он обитает и чем зарабатывает. Но могу гарантировать всеобщее и полное молчание в обмен на десять минут внимания Т'фаррелла. Всего-то. Ему нужно узнать то, о чем я хочу рассказать.
Едва заметная перемена лица: наконец он решил отнестись ко мне серьезно.
– Ожидай. Если тебе разрешат пройти, я сообщу.
– И без дурацких чар.
– Ожидай, – говорит он и растворяется в фонтане солнечного света.
Живой Дворец очень впечатляет, ведь, знаете, построить огромное сложное здание из камня - одно дело. Требует долгого времени и так далее, верно - но сколько всего нужно, чтобы вырастить дворец?
Сотни деревьев - тысячи - сплетены во время
Делианн рассказал, что твердыня Митондионнов была задумана и начата его дедом, Панчаселлом - тем самым, что сотворил дилТ'ллан - десять тысяч лет назад. Пока вы не увидели чертову штукенцию, это лишь слова. А потом вы входите и кто-то ведет вас в Сердцевинный Чертог, присутственную палату Митондионнов, на волосок меньше спортивного зала для двух драконов, и вы понимаете, что оказались внутри живого существа возрастом едва ли меньше, чем человеческая цивилизация...
Язык немеет.
Стоит упомянуть, что это место загнало мою обычную наглость так далеко в задницу, что она вылезла через выпученные глаза. Не будет преувеличением сказать, что религиозный восторг не имеет надо мной власти, а "почтение" - слово, которое следует перечитать в толковом словаре... но когда я восхожу на Пламя, круглый алый диск перед королевской галереей, не могу не пасть на колени.
В той галерее пятеро перворожденных, двое мужчин, две женщины и одно не-спрашивайте-кто. Митондионна легко определить: самый высокий из них, к тому же платиновая грива свисает до пояса и в ней черная прядь шириной в палец, тянется от залысины на лбу на левое плечо, кончаясь как раз у филигранной чаши - рукояти рапиры.
"Твое имя".
– Он не претендует, будто говорит. Бескровные губы сжаты в суровой гримасе, слова падают шелестом листьев, весьма напоминая Шепот Кайрендал.
– Доминик Шейд.
"Это не твое имя, дикарь".
– Лицо Вороньей Пряди чуть кривится, когда вмешивается другой мужчина (голос тот же, но готов спорить, исходит он от другого).
– "Волю я скручу как жгут, темных истин не таи, губы сами изрекут..."
– Ага, продолжай в том же духе.
– Сразу с волшбой. При всем моем восторге и почтении, да чтоб вас.
– Я уже объяснил тому типу, Квеллиару, что я не одичавший. Я из Тихой Страны. А имя мое таково, какое я предпочту.
Внезапно шелеста становится так много, что звуки угрожают разорвать череп. Воронье Крыло выступает вперед и обрывает их резким взмахом руки. Говорит вслух: - Рассказывай о нашем сыне, об их брате.
Голос его мрачен и нечеловечески чист, словно звон обсидианового колокола. Чувствую, как он сжимает мою волю - без тонкостей, прямое Доминирование. Я показываю зубы.
– Спросите вежливо.
Лицо замыкается сильнее.
– Трюки, которыми ты пытаешься противиться нам? Я сам передал их вашей Железной Руке. Полтысячи лет назад, монашек. Нашим силам не сможет противостоять любая ваша Дисциплина.
– Во-первых, я в отставке. Во-вторых, спасибо что напомнили, за что я ненавижу таких вот уродов. Я ведь пришел помочь, чтоб вас. С большими расходами и рискуя жизнью, я нашел вашего сына, всего лишь чтобы купить право поговорить с вами, зная, что вы, наглые говнястые мудаки, презираете смертных, будто мы крысы под вашей кроватью. И в-третьих...