Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)
Шрифт:
– Нет. ни звука. Ни движения. Не сомневаюсь, эльфийская магия позволила им общаться безмолвно.
– Или оба заснули.
Она качает головой.
– Эльфы вообще спят?
Я дергаю плечами.
– Думаю, когда захотят.
Они не спят. Что бы Т'фаррелл Митондионн и мой папа ни делали долгие часы, это не сон. И я вовсе не желаю знать больше.
Лишь хочу, чтобы они закончили.
– Я никогда...
– Ангвасса снова испускает слабый вздох, и еще.
– Никогда не знала отца.
Я смотрю на нее, а воспоминания о папе - из приятных -
И выдавливаю лишь: - Мне жаль.
Она кивает, скорее задумчиво, нежели грустно.
– Но я знала любовь в доме дяди. Меня любили.
Я отвечаю таким же кивком.
– И меня. В доме отца.
– Иногда кажется, что с отцом было бы легче.
– Ага.
– Я смотрю на темнеющий снег.
– Хотя на деле оказывается наоборот.
Через некоторое время ее взгляд замечает слабое движение света. Она оглядывается и тяжело встает.
– Выходит.
Я не гляжу туда.
– Окей.
– Я отступаю.
Это дает мне знать, о ком она говорит.
– Ладно.
Скрип его шагов неровен, почти случаен - как будто он хочет остановиться, но тут же решает, что нужно подойти поближе.
– Это был... особенный разговор.
Я не пытаюсь ответить.
– Воронье Крыло... ну, вот необычайное существо! Что он предлагает сделать...
– Вы согласились? Вы готовы пройти через всё?
– Я... Мне не хотелось бы.
– Но сделаете.
– То, о чем мы говорили...
– Ага, знаю, все эти сказания и прочая дрянь. Сможете написать гребаную книгу.
– Он говорит, я напишу книгу. "Сказания Первого Народа"...
Мне словно хлопнули по затылку. Оборачиваюсь, не зная, какого хрена ожидаю увидеть. Мне дан лишь темный силуэт на фоне костра... но я читаю его позу, как люди читают дорожные знаки.
– Хотите рассказать?..
– Мы не говорили о фольклоре, - прерывает он.
– Сказания... Он вложил их в мою голову. Сказав, что лишь их я буду помнить. Что вернусь в Терновое Ущелье с ужаснейшей головной болью, но смогу записать всё, что он дал. Что обеспечит мне докторскую степень и профессорство, и женитьбу на любимой женщине. И сына.
– Значит, на деле вы говорили...
– О будущем. Моем будущем.
– Силуэт шевелится, словно он хочет протянуть мне руку, но боится, что я ее отрублю.
– Он сказал, кто вы.
Черт.
Голова весит две тонны.
– Я не ваш сын.
– Он объяснил и это. Могу сесть?
– Нет.
– Извините?
– По буквам произнести?
– Я уже на ногах, не помня, как и когда вскочил. Не помня, когда успел рассердиться.
– Нет, мы не будем вести треклятые беседы. Не будем обсуждать мое детство. Не будем говорить о маме. Ни за что!
– Но...
– Плечи опускаются, он отшатывается, чуть не упав.
– Но я даже не знаю вашего имени...
– Придумаете какую-нибудь хрень, когда рожусь. Не важно. Вы не вспомните обо мне наутро, а завтра я буду чертовски мертв.
– Мертвы?
– Он ничего не говорил о чьей-то... гм, смерти...
– Я не кто-то. Я что-то. И не следовало говорить о смерти. Скорее об уничтожении.
– Не понимаю...
– Ладони его поворачивается вверх, будто он надеется набрать воду понимания в чашу рук и выпить.
– Тысяча перворожденных магов. Двадцать пять тысяч огриллонов. И я. Один день, и он вернет меня туда, откуда забрали вы. С книгой историй в голове. Такова сделка. Он не упоминал...
– Не упоминал об Истинных Реликвиях?
– Что, Меч и Рука? Ну, сказал, они будут уничтожены в ритуале... но ведь они почти символичны, верно? Как частицы Истинного Креста или Грааль?
– Не символичны. Метафоричны. Это не одно и то же.
– Разумеется, но я не уверен, какое различие видите вы.
– Вполне простое.
– Я машу рукой в сторону Ангвассы, смутного силуэта в снегопаде.
– Ангвасса. Похоже, вы немного познакомились по пути сюда. Ничего странного?
– Кроме того, что она супергероиня?
– Она не человек. Как и я.
– Так что она?
– Она Рука Хрила.
– Да какого черта?
– А я...
– Тихий вздох и слабое движение плеч, и холодок страшной сказки - ведь впервые за всё время я произношу это вслух...
– Я Меч Мужа.
Ныне во Всегда 7:
Искусство отмены сбывшегося
"Некоторые теоретики-тавматурги считают, что отмененное событие отбрасывает тень в реальность - эхо - и она может выразиться в мифе, вымысле, сказке".
Крис на коленях в снегу, голова опущена. Он не шевелится и не говорит, с лица капают слезы, и слезы тихо звенят, падая на почву, становясь россыпями блестящих самоцветов.
Дункан следит за ним довольно долгое время. Затем поворачивает голову к Кейну.
– Ты - Меч Мужа?
– Может быть.
– Он пожимает плечами.
– Во многом зависит от того, кому ты позволишь вытянуть клинок из груди. Наши беседы с Вороньим Крылом могут оказаться среди последствий. Да и вся штука с Мужеским-Мечом... помнишь, что я говорил о метафорах? Думаю, вполне можно сказать, что я - потенциально - могу быть физическим воплощением той же метафорической энергии, что выражает Меч.
– Как-то многословно.
– Дальше будет хуже.
– Он только разогревается, - замечает лошадиная ведьма.
– Думает, чем больше слов использует, тем лучше все поймут.
Дункан поднимает бровь, глядя на нее.
– Не жестоко ли, как думаешь?
Она улыбается.
– В женщинах он такое любит.
И когда он глядит на Кейна, убийца расцветает улыбкой столь теплой и довольной, и вместе с тем злорадной, что Дункан невольно улыбается сам.
– Похоже, это он взял от моей половины семьи.