Закон семи
Шрифт:
— Что ж, обойдемся без вранья. — Я удовлетворенно кивнула. — Я хотела бы получить бумаги своего отца.
— Вот как? — удивился Разин. — С чего вы взяли, что они у меня?
— С того, что они были в архиве Ильина, а архив перешел к вам после его смерти.
— Допустим. Только у меня нет никаких бумаг. Моя жена считала, что хранить всякий хлам ни к чему, и все выбросила.
— Трудно поверить.
— Ну, так и не верьте.
— Вас очень интересовал кинжал, вы пытались его заполучить и даже наведывались в Карпов.
— Ну и что? Это уголовно наказуемо? Еще раз повторяю, у меня нет никаких бумаг. Извольте покинуть мой кабинет.
— Не
— По-вашему, я его украл? — засмеялся Разин. — Докажите, если сможете.
— Не волнуйтесь, докажем. Так же, как и ваше участие в похищении старинного документа из музея, где вы работали.
Лицо Разина налилось краской.
— Беспочвенные обвинения.
— Пока — возможно. А как вам, к примеру, участие в другом преступлении? Срок давности еще не истек.
— Что вы имеете в виду? — нервно спросил Разин.
— Убийство Анатолия Белосельского, отца вот этой девушки.
— Да вы спятили! Его имя я впервые услышал от Ильина. Они были друзьями, и ваш, с позволения сказать, самодеятельный археолог-папаша основательно затуманил ему мозги глупыми россказнями. Странно, что такой человек, как Ильин, в них поверил. То, что ваш отец пропал без вести, совсем не значит, что он убит. Что, если он живет где-то припеваючи, украв из-под носа государства огромные ценности?
— Мой отец похоронен почти двадцать лет назад, — спокойно возразила я.
— Вы уверены? — усмехнулся Разин, чем, признаться, поверг меня в растерянность.
Тут дверь распахнулась, и в комнату вошел невысокий толстяк с жизнерадостным лицом.
— Прошу прощения, — сказал он с улыбкой, взглянул на Разина, и в лице его на мгновение мелькнуло недовольство, но все так же вежливо он продолжил:
— Сергей Петрович, вы заняты?
— Нет, господа уже уходят. Всего доброго, уважаемая Ярослава Анатольевна, — издевательски поклонился он.
Прохоров поднялся и направился к двери. Мне очень не хотелось уходить, но было ясно, что продолжение разговора ни к чему не приведет. Покинув кабинет, я наплевала на укоризненный взгляд Прохорова и приложилась ухом к двери. И услышала зловещий шепот толстяка:
— Зачем ты ей сказал? Ты в своем уме?
— Ничего особенного. И почему я должен терпеть выходки этой девки?
Тут соседняя дверь начала открываться, и мне пришлось сделать шаг в сторону. Прохоров подхватил меня под руку и потащил по коридору.
— Вы слышали, что он сказал?
— Конечно. На слух я никогда не жаловался.
— Он обвинил моего отца в том, что он присвоил находки и…
— Лучшая защита — нападение. А то, что ваш отец похоронен, он мог и не знать.
— Но родственники его друзей, исчезнувших одновременно с ним, тоже ничего об этом не знают, — в замешательстве произнесла я.
Прохоров как-то странно взглянул на меня, но ничего не ответил.
Мы вернулись к машине, Марк Сергеевич повел автомобиль в сторону дома, но мне, признаться, было не интересно, куда и зачем мы едем. Я продолжала размышлять над словами Разина, и чем дольше размышляла, тем неприятнее и тоскливее становилось на душе. Вдруг вспомнила похороны отца. Мы ехали на автобусе, гроб стоял возле моих ног. Отца я никогда не видела ни живым, ни мертвым (хоронили его в закрытом гробу), оттого происходящее казалось игрой. Я так и не поняла, что отец умер, для меня «смерть», «похороны» — были ничего
Из глубокого раздумья меня вывел Прохоров.
— Похоже, никто не присматривает за нами, — сказал он. — А я был уверен, что после визита к Разину «хвост» непременно появится. Впрочем, теперь они знают, где вас искать.
— Вот что, — неожиданно для самой себя сказала я. — Поедем на кладбище.
— На какое кладбище?
— Где похоронен мой отец. Это недалеко от города, в бывшем имении жены моего прапрадеда.
— Ничего не имею против, только… — Прохоров замолчал и посмотрел с сомнением:
— Надеюсь, ваше желание, как бы это выразиться.., н-да.., надеюсь, вы не приняли слова Разина за чистую монету? Но даже если я ошибаюсь, что вам даст посещение могилы?
— Марк Сергеевич, помолчите, пожалуйста, — попросила я.
— Хорошо. Говорите, куда ехать.
Конечно, он был прав. На что я надеялась, отправляясь туда? Получить откровение? Если бы у меня были его бумага… Но теперь уже ясно: Разин их не отдаст, и тайна так и останется тайной.
Кладбище располагалось на холме возле реки. Шоссе разрезало деревню на равные части, от магазина шли две проселочные дороги, одна к реке, другая мимо трех десятков домов к кладбищу. От реки вверх на холм тоже была дорога, но далеко не каждая машина могла там проехать.
Мы свернули возле магазина, и тут Марк Сергеевич вдруг затормозил.
— Взгляните, — сказал хмуро и кивнул в сторону реки.
Я посмотрела в том направлении и увидела джип, петлявший по ухабистой дороге. Джип взял левее и начал подъем. Вне всякого сомнения, путь его лежал к кладбищу, так что предположение, что это рыбаки или припозднившиеся отдыхающие, можно было смело отбросить.
— Вы думаете… — начала я.
— Придется идти пешком, — изрек Прохоров. — Не стоит привлекать к себе внимание.
Он свернул в переулок, и там мы оставили машину — теперь увидеть ее с дороги было невозможно.
Кирпичная стена, окружавшая кладбище, просела, а местами и вовсе обрушилась. Через один из таких проломов мы и вошли на территорию. Могила отца была ближе к краю, с той стороны, где река. Вековые деревья отбрасывали длинные тени и были для нас надежным укрытием. Джип я не видела, но он, вне всякого сомнения, стоял с той стороны стены. Очень скоро я заметила троих молодых людей, которые не спеша направлялись к могиле отца. Один открыл калитку ограды и вошел внутрь, двое других флегматично оглядывались. На могиле стоял каменный крест с фамилией и датами. Парень присел на корточки, точно его очень заинтересовали цветы, что росли на могиле.