Закон семи
Шрифт:
— Я поступил хуже, — тихо ответил он. — Дважды ударил кинжалом по ее лицу. Для женщины это, должно быть, хуже смерти. По крайней мере, для такой, как она. Она была красивой. — Он повернулся и посмотрел на меня. В глазах его была печаль. А еще мука, которую он безуспешно пытался скрыть. — Я располосовал ей лицо, — повторил он. — А потом горько жалел об этом. Испугался, что очень похож на своего отца.
— Кинжал… — пролепетала я. — Вы его сломали…
— Да. Только это ничего не изменило.
В
— Это слишком жестоко, — покачала я головой. — Вы были жестоки с ней, а теперь с собой. Так ничему и не научились, — с горечью добавила я.
— Хотите, чтобы я отвез вас домой? — спросил он деловито, как будто не было этого разговора, как будто ничего не изменилось и мы болтали о пустяках. Но взгляд, брошенный вскользь, выдал его.
— А вы хотите, чтобы я уехала?
— Нет. Не хочу, — ответил он серьезно.
— Зачем вы мне все рассказали? — все-таки задала я вопрос. — Могли бы обойтись заверениями, что вас обвинили ложно.
— А вы не догадываетесь? — усмехнулся он.
— Нет, — покачала я головой, хотя, конечно, догадывалась.
— Чтобы вы знали обо мне правду. Довольно глупое желание, если учесть, что теперь я вас потеряю.
— Мне звонил Мухин, — резко сменила я тему, отводя от него взгляд. — Проявил заботу, открыл мне глаза… Вы правы, это его парни были на кладбище. Он предложил купить у меня кинжал.
— И что вы ответили?
— Что кинжал в прокуратуре и он не настоящий. Вам не кажется, что мы в тупике? И доказать ничего не сможем, и скорее всего ничего не найдем. По крайней мере, у меня нет идей, как поступить дальше. — Я поднялась и направилась к двери, а он, понаблюдав за мной, спросил:
— Есть что-то еще? Что-то, чего я не знаю?
— Да, — кивнула я. — Но для начала я бы хотела поговорить с бабушкой. Завтра утром.
Я уже открыла дверь, когда он позвал меня:
— Ярослава… — Я обернулась, а он сказал:
— Спасибо.
Войдя в свою комнату, я зарылась лицом в подушку и заревела, стискивая рот, боясь, что Прохоров услышит. Мне было нестерпимо жаль его и вместе с тем было страшно. И я подумала: как было бы хорошо, не знай я ничего о нем. Но тут же другое: как хорошо, что знаю. В общем, я окончательно запуталась, и то вновь начинала реветь, то вытирала слезы и называла себя дурой. Потом вдруг подумала: каково ему сейчас? О чем думает он? И как мы встретимся завтра, и что я ему скажу…
Утром Прохоров готовил завтрак, когда я появилась в кухне. Как всегда, элегантный и насмешливо
— Кажется, я взвалил на твои плечи непосильную ношу.
— Справлюсь, — буркнула я.
— Не спала всю ночь?
— Что, скверно выгляжу? — Я потерла лицо и вздохнула.
— Глаза усталые, — пожал он плечами, — а так ничего. Если тебе действует на нервы моя болтовня, могу заткнуться.
— Болтай на здоровье.
— Ты хотела поговорить с бабушкой. Это имеет отношение к нашему делу?
— Не знаю. Слишком много всего произошло, и я совсем запуталась. Твой закон семи срабатывает, и меня несет черт знает куда.
— Всегда есть шанс все изменить. У тебя он тоже есть.
— Серьезно? — скривилась я.
— Конечно. Забудь эту историю. Впрочем, не получится. Ведь кто-то считает, что кинжал у тебя.
— Мухин?
— Вряд ли только он.
— У меня такое чувство, что, несмотря на твою недавнюю откровенность, ты по-прежнему многое скрываешь.
Он посмотрел очень внимательно и кивнул, а я разозлилась:
— Не слишком ли много загадок для одного человека?
Бабуля, взглянув на нас, недовольно нахмурилась.
— Так я и знала. Ты крутишь роман с этим парнем, и тебя уже разыскивает милиция. Я ведь говорила, что с таким одна дорога: на каторгу.
Прохоров ее заявление принял стоически, то есть просто стоял и смотрел в пространство, как будто речь шла не о нем. А я попеняла бабке:
— Что ты болтаешь? Какая каторга?
— Тебя искали. Мне с утра звонил какой-то Валерий Павлович.
— Валера? Это, должно быть, из-за квартиры. Бабуля, мне надо с тобой поговорить. Серьезно.
— Значит, все-таки что-то случилось? — насторожилась она. Потом вдруг вспомнила о гостеприимстве и вознамерилась напоить нас чаем.
Оставив Прохорова в кухне, я увлекла бабулю в ее комнату, предпочитая разговор без свидетелей.
— Чего ты от меня хочешь? — недовольно спросила она.
— Расскажи мне про родственника в Канаде.
Лицо у бабушки вытянулось.
— Сейчас?
— Да.
— С какой стати? Я о нем ничего не знаю.
— Но он действительно существовал, или ты его выдумала?
Пряча от меня взгляд, она села на диван.
— Что за странные мысли? — произнесла тихо, и ее голос сказал мне больше, чем слова.
— Ответь, пожалуйста, правду. Он действительно существовал? И эти деньги…
Я почти пожалела о своем вопросе, так изменилось ее лицо. Она была напугана, нет, хуже — буквально раздавлена.