Закон вне закона
Шрифт:
Я прошел внутрь оцепления. Здесь, возле нескольких машин, стояли Майор и двое младших офицеров. Майор вертел в пальцах незажженную сигарету. Я отобрал ее и сам закурил.
– Ну что там?
– Ищут. Жаль, у нас собак нет. Быстрее бы получилось.
– А вы не торопитесь. Вы хорошо и долго ищите. Даже на завтра можете отложить.
– Думаешь?
– Уверен.
– Я вообще-то тоже. Но проверить все равно надо.
– Я нашему психологу-криминалисту дал запись сообщения послушать. Проанализирует - доставит.
– Оно
– Распорядись, чтобы кухню сюда прислали.
Я прошел в здание. Всего два этажа. Со второго уже спускался один из саперов, снимая наушники.
– Ничего нет, товарищ полковник.
– А вы ищите, сержант, ищите. Не торопитесь. Я их отучу хулиганить.
– Понял, товарищ полковник, - и сознался: - Почти.
В общем и целом поиски взрывного устройства длились почти весь день и безрезультатно. Лицеистам даже стало надоедать. Тем более что разойтись они не могли - вещи-то их в здании.
В нужный момент я попросил педсостав загнать ребят во двор. И предоставить мне слово.
– Дорогие мои террористы. Спешу вас обрадовать: мина в здании не обнаружена, можете продолжать вашу учебу. Что ж вы не орете: ура! Вам ведь так хочется овладевать знаниями.
Молчание было настороженным. Ждали угроз, порицания. Или подвоха.
– Слушайте меня внимательно. По хулиганскому звонку какого-то идиота, вашего товарища, были подняты по тревоге спецслужбы милиции и военных. Людей этим ложным вызовом оторвали от важных дел - борьбы с преступностью. В операции были задействованы около тридцати человек, шесть машин, в том числе "скорая" и пожарная, спецсредства. Все это стоит больших денег. И их нужно вернуть в городской бюджет.
Совсем заскучали.
– Но я принимаю другое решение. Мои специалисты сделают соответствующий перерасчет. Переведут эквивалентно затраченные средства в дни дополнительной учебы. Завтра у вас должны были начаться каникулы. Но теперь они отодвигаются. По примерным прикидкам - на неделю. Или на две.
Ахнули.
– А в следующий раз ваши фокусы обойдутся еще дороже - я коэффициент введу: за каждый час работы саперов - неделя дополнительной учебы.
Не ожидали ребята. Ну что ж, разберутся. Наверняка ведь знают, кто звонил.
– Третий вариант. Тот, кто сделал эту глупую пакость, честно в ней признается. Тогда общие репрессии я отменю, а родителей его оштрафую.
Выдавать не станут. А сознаться заставят.
– Все, все свободны. До завтрашнего дня.
– Завтра выходной, - кто-то пискнул.
– Но не у вас, - пискнул я в ответ.
– Товарищ майор, снимайте оцепление, отводите людей. На завтра освободите их от служебных обязанностей, дайте отдохнуть.
Через часок Лялька ввела в кабинет хулиганистого пацана с фингалом под глазом.
– Это я звонил, - признался он хмуро.
– Пошутил.
– Мораль я тебе читать не буду. Вижу, уже прочитали. Но запомни: то, что ты сделал, это не озорство, это не шутка. Это подлость и преступление.
Вздохнул так жалостно, что я ему не поверил. Ни хрена он пока не понял. Не совесть его привела, а страх. То-то и оно. Совесть потом появится. Наверное.
– К вам дама, - зло доложила Лялька.
– Глазкова Ираида Семеновна.
Начинается...
Дама Глазкова - средних лет, на вид еще моложе, очень недурна собой - вошла в кабинет, будто на сцену вышла, в драматической трагедии. Сейчас упадет на колени, протянет ко мне трепетные руки и взвоет сквозь слезы:
– Эдмон, спасите моего сына!
Примерно так и было. Села. Положила на мой стол свою сумочку, достала дорогие сигареты - я такие ни разу не видел- и долго щелкала зажигалкой. Несмотря на то, что я все это время держал перед ее покрасневшим носиком свою, с огоньком.
– Алексей Дмитриевич, это трагическая случайность. Игорек попал в дурную компанию. Он не мог совершить такого. Эти негодяи свалили свою вину на неопытного парнишку. Вы должны разобраться и восстановить справедливость.
– Мы уже разобрались. Ваш Игорек, несмотря на возраст, оказался самым активным участником надругательства и убийств. Многое успел неопытный парнишка, в самом начале жизни...
– Я чуть было не добавил: - И в самом ее конце.
– Этого не может быть! Они оговорили его. Он получил такое воспитание... Он нежный, ласковый, доверчивый... Ранимый...
Розовый, словом.
– Вы - мать. Я понимаю ваши чувства. А вы можете понять чувства других матерей? Матерей этих девушек, например. Кстати, потерпевшая Светлана Рябинина, по мнению врачей, вряд ли оправится от пережитого. И если останется жива, никогда не сможет иметь детей, будет доживать инвалидом по психике. Ей тринадцать лет...
– Мы поможем ей! Мы с мужем сделаем все, чтобы спасти девочку! Любые лекарства, любые компенсации...
Я почти не слышал ее, я вспоминал нашу Надежду-недотрогу с ее загадочной болезнью. Надежду, которая жила теперь только одной мечтой мечтой о мести. Жестокой, беспощадной. Потому и несла свою опасную вахту в лесу, среди озверевших бандитов.
Нет, Надежду не насиловали. Насиловали ее шестилетнюю дочь, на глазах матери, когда та, открыв собственное кафе в хорошем месте на Набережной, отказалась платить "за крышу" ребятам Битого.
Девочку удалось спасти. Преступники-изуверы ушли от ответственности, при немалой заслуге Семеныча. А Надежда забо лела. Непонятным психическим заболеванием. Она уже никогда не будет женщиной, несмотря на молодость, красоту и физическое здоровье. При любой попытке близости, даже с любимым человеком, все ее тело сотрясали какие-то страшные судороги, вроде эпилепсии. Подумал я и о том, что родители девочек Щербаковой и Дубининой еще не знают о страшной гибели своих дочерей ради скотского удовольствия нескольких подонков. А ведь мне или Волгину предстоит сообщить им об этом...