Закрытая вечеринка
Шрифт:
– Понимаю.
– Так что, когда познакомишься с этой самой магией поближе, стараешься не давать ее в руки тем, кто наломает дров. Но есть и те, кто все же ломают, и тогда все, что мы можем – это прийти и разобраться.
– А вы, стало быть, не ломаете?
– Ломаем, – доктор Кессар задумчиво посмотрел куда-то в сторону и добавил.
– Об колено.
– И что, все можно решить вот так… втихаря? Все соглашаются вам подыгрывать? Как я вот?
– Конечно, подход разный. Иногда надо и на публику сыграть, побыть, так сказать, героями в белых плащах… - ассистент сдавленно фыркнул, но не оторвался от своего занятия. – Но чаще нужны не герои, работающие на публику, а наоборот те, на ком взгляд в толпе не остановится. А еще чаще ты сначала долго выполняешь черновую работу,
– Я закончил, - перебил эту импровизированную лекцию ассистент. – Иди на позицию.
Доктор Кессар отправился в угол. Встал к нему спиной на одно колено, рядом с собой аккуратно поставил миниатюрные песочные часики и достал пистолет, взведя его до щелчка. Вик снова услышал этот странный звук - будто пустотелый, более легкий, нежели он привык слышать в боевиках. Меж тем ассистент доктора подобрал волосы в хвост и внезапно снял очки. Сложил их аккуратно и положил на старенький, далеко не плоский телевизор, который - Вик только сейчас обратил внимание – все это время работал в беззвучном режиме. Канал показывал какой-то фильм, отечественный вроде – из плеяды незапоминающихся бесконечных сериалов, где все безбожно переигрывают. Ассистент вел себя так, будто собирался потанцевать, подраться или пройтись колесом к вящему удивлению почтенной публики. Он взял с измятого атласно-розового покрывала свой «реферат» и вышел с ним на середину комнаты, туда, где постепенно оплавлялись свечи, а в центре круга красовался череп небольшого зубастого животного. Он встал спиной к окну, но читать не начал. Вместо этого он посмотрел на Вика и произнес:
– Слушай внимательно. Смотри внутрь фигуры. Что бы там ни возникло – не своди с этого глаз. Это очень важно. Важно потому, - Вик открыл, было, рот, но задать вопроса не успел – ассистент продолжал говорить.
– Потому что иначе в него нельзя будет попасть. Если ты выпустишь его из виду, то мы тоже не сможем увидеть. Оно идет на тебя – или к тебе, если хочешь – и только ты можешь его удержать по эту сторону.
– Вы его убьете?
– Попытаемся, - глухо отозвался доктор Кессар.
– А если не получится?
– Ей тут некуда деваться, - покачал головой ассистент, называя их цель то «он», то «она» и ни капли не смущаясь этим.
– Из круга ей не выбраться, если кто-то из нас его не нарушит – если я верно определил ее природу и хоть что-то понимаю в эзотерике. А если ты не потеряешь ее из виду, то доктор – он снова язвительно хмыкнул, - не промахнется.
Доктор Кессар кивнул. Он, очевидно, со всеми этими положениями был ознакомлен и прежде.
– Отлично. Приступаем. Если у кого-то есть вопросы и уточнения, возражения, пожелания, если кому-то надо в туалет или промочить горло, то сейчас самое для этого время.
Вик поерзал на скользком стеганом атласе. Ему не хотелось, и он чувствовал, что это как-то неправильно. Лучше бы ему что-то было нужно.
Подождав пару секунд в полной тишине, ассистент кивнул, близоруко сощурился, нашел, следя пальцем, нужную строку в открытом на середине «реферате» и принялся читать немного нараспев, негромким спокойным голосом. Это было похоже на то, как если бы кто-то декламировал Вику стихи на незнакомо языке. Было даже красиво, только ничего не понятно. Он задумчиво рассматривал чтеца, а потом спохватился и торопливо опустил взгляд вниз. В центр круга. Ему показалось, что линии стали ярче. Нарисованные тем красным веществом, они сейчас будто и свечи окрасили – теперь и они, и рисунок выглядели единым целым. Затем ему начало казаться, словно линии светятся. Не просто светятся – как например вывеска «Лос-Анджелеса» - а будто бы затмевая весь прочий мир. Что-то похожее глаза испытывали, если долго смотреть на яркое пятно, а после глянуть на белую стену и увидеть там цветные разводы и вспышки. Вик добросовестно смотрел в круг. Свечные огни тем часом стали вытягиваться, делались тоньше и острее и длинной сравнялись с самими свечами. Они уже не трепетали под порывами сквозняков, а сосредоточено и бесшумно гудели от напряжения, вытянутые в струнку. А потом она потянулась и восстала – Вик едва рот не разинул. Это было похоже на то, как проступает
Это было настолько неожиданно, что тварь послушалась, замерла, и на миг – какой-то очень краткий, будто легендарный неуловимый 25-й кадр, Вик увидел ее полностью. В этот момент он, наконец, понял, почему она все время казалась такой большой и массивной, такой неуклюжей и нигде не помещающейся и вместе с тем изворотливой, как чертова дюжина рецидивистов. Химера не была трехмерной. Она существовала где-то еще, помимо Здесь – и все время Туда проваливалась, тонула, выдергивала одну часть себя и увязала другой – только лишь для того чтобы снова рвануться и увязнуть. Все повторялось.
Увы, смирно она просидела только этот самый краткий миг. Когда Вик уже был готов поверить, что все обошлось и что они своего добились - химера сделала «свечу» в прыжке. Да так шустро, что на миг Вик потерял ее из виду, не успевая проследить взглядом за стремительным полетом. Песочно-серое пятно пронеслось перед глазами строго вверх, как стартующая ракета, и Вик, дернув поспешно головой, уже не смог обнаружить то, что все они так старательно пытались и не могли урезонить.
Тварь была на свободе.
Дверь скрипнула, вошла горничная. Она всегда обходила комнаты ровно в восемь утра вне зависимости от их содержимого. Не проспавшимися и не протрезвевшими клиентами ее было не удивить. Она сама часто бывала не проспавшейся, а что касается второго определения, то она была бы рада им оказаться.
Комната двадцать восемь, следовавшая по коридору в точности за комнатой двадцать семь, была не заперта. Горничная вошла, надавив на ручку до упора – за все время, что она тут работала, она уже выучила, как ведут себя двери под разными номерами. Шаркая по полу поистершимися подошвами старых туфель без набоек, она принялась обходить вверенную ей территорию, собирая в обширный мусорный непрозрачный пакет все, что валялось на полу и выглядело, как мусор: пластиковую тарелку с присохшим к ней кусочком колбасы, пустой пак из-под сока и второй, поменьше, от какой-то химической дряни коричневого цвета, липнущей к пальцам, фольгу от сырка и свечной огарок.
– Оставьте, - донеслось с кровати. Горничная выпрямилась и обернулась на голос. Кровать была неубрана. На ней полулежа и, судя по всему, понемногу приходя в себя, лежали трое - и все апатично курили. Ближайший к ней ханурик в треснувших очках, держащий сигарету в тонкой руке, на запястье которой отчетливо отпечатались следы пальцев – повыше серебряного браслета с подвеской-барашком - кивнул в ответ на взгляд. Из-за его плеча виднелся, но явно не проявлял никакого интереса к происходящему, белобрысый паренек – совсем еще мальчишка – держащий сигарету неумело, все пытаясь пристроить в пальцах, чтоб не падала. Глаза у него были осоловевшие. Горничная тряхнула мешком, и тот целлофаново зашуршал. Она напоминала, что пришла сюда по делу.
– Оставьте, - повторил ханурик. То ли обдолбанный, то ли по жизни такой пристукнутый – он говорил как заедающая звукозапись, медленно и будто бы через силу. Горничная стояла на месте. Зашевелился третий – сел, выпрямляясь, и стало видно, что он голый по пояс, и плечи у него знатно подраны.
– Вон, - коротко отрубил он и указал сигаретой на дверь. Волоча мешок за собой, горничная удалилась, захлопывая дверь до щелчка. «Вон» она понимала.
– Стряхни.
Вик опустил взгляд и наткнулся им на смятый пластиковый стаканчик. Он непонимающе уставился на ассистента.