Заметки летописца
Шрифт:
Но положимъ, онъ правъ; въ правилахъ не написано, публика не жалуется, значитъ онъ имлъ полное право сидть въ шляп. За тоже онъ и остался побдителемъ въ возникшемъ недоразумніи: онъ заставилъ капитана състь грибъ, и остался сидть въ шляп тамъ, гд другіе сидли безъ шляпъ. Если такъ, то на что же онъ жалуется? На то, изволите видть, что его обезпокоилъ капитанъ безъ иниціативы общества. Пуще же всего на то, что къ нему обратился лакей. А вдь что сдлалъ этотъ лакей? Онъ, сказано, просилъ снятъ, говоря, что это правилами парохода не дозволяется. И только! Но лакей, лакей! Этого нашъ баринъ вынести не можетъ; въ этомъ онъ видитъ верхъ безобразія. Какъ, восклицаетъ онъ, давать волю даже лакеямъ длать мн (очевидно,
Ой, какія нехорошія выраженія! Я увренъ, что на пароходахъ и лакеевъ-то не существуетъ; просто, слуги, и словцо это вставлено ради пущаго барства. Давать волю тоже старинное выраженіе, замчательное своею крпостію. Не нужно давать имъ воли ни въ чемъ; стоитъ дать имъ волю, такъ что изъ этого будетъ! Кому не знакомы такія выраженія, такой тонъ?
Этотъ маленькій случай, какъ будто нарочно, переноситъ мою мысль въ Испанію. Оказывается, что и въ Испаніи бываютъ подобные же маленькіе случаи, разумется, съ нашими русскими путешественниками. Такъ что, если взять въ расчетъ разстояніе и разнообразіе мстъ и обстоятельствъ, то можетъ быть изъ этихъ маленькихъ случаевъ составится и нкоторый большой случай.
Дло вотъ въ чемъ. По Испаніи путешествуетъ нкто Вадимъ, нашъ соотечественникъ; свои путевыя впечатлнія онъ печатаетъ въ газет «Голосъ». Въ 227 No этой газеты я и прочиталъ разсказъ о маленькомъ происшествіи, которое меня заинтересовало. Путешественникъ говоритъ о томъ, что дти въ Испаніи безпрестанно поютъ и даже импровизируютъ, и разсказываетъ свою встрчу на улиц съ мальчишкою лтъ 12-ти.
«Представьте себ смуглую рожицу, съ глазами какъ уголь, съ лохматой головой подъ ухарски-надтымъ маленькимъ sombrero. Увидвъ меня, онъ пересталъ пть и прыгать и сдлавъ плутовскую печальную рожу, запищалъ:
„— Senorico, un chavico. Tengo bambre! Mi padre esta enfermo. Senorico… (Господинчикъ, грошикъ! Я голоденъ. Отецъ боленъ…).
„Я не разнжился, потому что это извстная фраза мальчишекъ, которую слышишь разъ двадцать въ день. Ндва я прошелъ, общая ему вмсто chavico — uno paliza, то есть ударъ трости, онъ вдругъ захохоталъ и заплъ мн въ слдъ:
«No temo la paliza Que lo dice usted de risф Y con sonrisa Y alejandose de prisa». («Не боюсь палки Ибо говорите ради смха, И съ улыбкой, И поспшно отходя*).„Это,“ ясно, была импровизація. Я остановился.
„Кто васъ выучилъ этой псн? Сами вы ее сочинили, сейчасъ же?
„Но импровизаторъ, видя, что я возвращаюсь, запрыгалъ снова и перебжалъ на другую сторону, оглядываясь, чтобы не получитъ общанную paliza.
«Напрасно я уврялъ его въ своихъ мирныхъ намреніяхъ» и пр.
Словомъ, путешественникъ съ большимъ трудомъ добился признанія, что псенка была импровизирована. Ничего нтъ мудренаго, что мальчикъ испугался. Гд же бдному испанскому мальчику понять то удивительное сочетаніе гуманности и грубости, просвщенія и потемокъ, которое нтъ-нтъ да и выкажется у насъ въ полномъ своемъ блеск. Человкъ грозитъ ему палкой; но вдругъ разнживается при одной мысли объ импровизаціи, начинаетъ заговаривать, говоритъ ему вы (это вы — прелестно! особенно посл палки!) и пр. Какъ тутъ не испугаться! Мальчикъ думалъ, что это западня, что его хотятъ прибить; а выходитъ не западня, а тончайшее просвщеніе, любовь къ импровизаціямъ и въ изученію народной жизни. Но главное, вы и палка. Об эти противоположности совершенно гармонируютъ одна съ другой у нашихъ путешествующихъ
Мракъ неизвстности
Начало междоусобія, возникшаго между Современникомъ и Русскимъ Словомъ, было мною своевременно занесено въ сіи замтки. Уже тогда, при самомъ начал этихъ громкихъ событій, взволновавшихъ и донын волнующихъ петербургскую журналистику, я выразилъ убжденіе, что читателямъ нечего ждать отъ этой полемики, что она ничего не уяснитъ, ничего не разршитъ, ибо нтъ въ ней зерна, которое могло бы принести какой либо существенный плодъ. Предсказаніе мое оправдалось самымъ блистательнымъ образомъ. Полгода полемики ничего не принесли, не дала ни единой крупицы пищи для ума и сердца. Была пища только для одного смха, да мы нынче что-то не такъ веселы, чтобъ охотно смяться.
Тмъ не мене, ея, отчасти по обязанности, отчасти по самой невозможности на моемъ мст уклониться отъ зрлища, прилежно слдилъ за этими событіями, ознаменовавшими текущій годъ въ исторіи нашей словесности. Съ той или другой стороны, но зрлище могло же представить что нибудь любопытное.
И дйствительно, въ настоящую минуту, напримръ, дло иметъ самый необыкновенный и странный видъ. Именно, все поле междоусобной битвы вдругъ покрылось непроницаемою завсою. Гд, что и какъ, ничего не видно; все окружено глубокимъ мракомъ неизвстности.
Вс вдь знаютъ въ чемъ дло. Дло въ томъ, расходится ли г. Щедринъ съ «Современникомъ», или не расходится? Дйствительно ли онъ сперва не имлъ своихъ мыслей, а потомъ откуда-то ихъ набрался? Согласенъ ли «Современникъ» съ тмъ, что говорилъ г. Щедринъ противъ романа «Что длать?», или же «Современникъ» не отступаетъ отъ этого романа и потому изгоняетъ г. Щедрина?
Опять повторяю, эти вопросы, по моему мннію, не имютъ ни малйшей важности и существенности; но вдь въ нихъ и только въ нихъ все дло, изъ-за нихъ поднялась вся эта буря. И что же? Вдругъ, передъ глазами нетерпливой публики ршеніе этихъ вопросовъ застилается непроницаемымъ туманомъ. Въ іюльской книжк Современника есть по этому поводу дв полемическія статьи противъ «Эпохи», Чего только тамъ не наговорено! Но о дл — ни гугу, ни слова. Мертвое молчаніе, полный мракъ неизвстности.
Одна только фраза показалась мн какъ будто слабымъ лучемъ, блеснувшимъ въ этомъ мрак. Именно, говоря о полемик съ «Эпохой», «Современникъ» пишетъ въ одномъ мст: «г. Щедринъ можетъ поступить, какъ ему угодно, или плюнуть на васъ, или отвчать вамъ». Эта фраза, какъ мн показалось, подаетъ нкоторую надежду въ пользу г. Щедрина. Въ ней есть нчто подобострастное, какъ бы лакейское.
Впрочемъ, можетъ быть я слишкомъ тонко толкую слова «Современника». Во всякомъ случа на такія соображенія твердо полагаться нельзя. Ну, а ничего боле положительнаго въ статьяхъ нтъ, такъ что судьбы нигилистическаго раскола сокрыты въ мрак грядущаго.
Кстати скажу ужь и объ этихъ двухъ статьяхъ. Взятыя сами по себ, он составляютъ также весьма замчательное явленіе въ нашей литератур, стоющее занесенія въ лтопись не мене, чмъ расколъ въ нигилистахъ. По фраз, которую я сейчасъ привелъ, читатель уже можетъ судить о тон, которымъ статьи написаны. Тонъ этотъ, мн кажется, можно вполн изобразить такою рчью: «вы насъ бьете по лицу (буквальныя слова одной изъ статей), а мы плюемъ на васъ». Все это метафоры, читатель, разумется, метафоры!
Но я вовсе не хотлъ сдлать замтку о смлости метафоръ. Тонъ, конечно, прежде всего бросается въ глаза; но не онъ составляетъ самое замчательное въ этихъ статьяхъ. Всего замчательне въ нихъ — ихъ совершенное безсиліе, ихъ полная несостоятельность. Отвчать на эти полемическія статьи нтъ никакой нужды; не настоитъ ни малйшей надобности защищаться противъ нихъ; они сами себя побиваютъ, сами собою падаютъ.