Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Что жъ тамъ такое, Томми? — сказала м-съ Клоппинсъ ласковымъ и нжнымъ тономъ. — Ты вдь мн скажешь, мой милый: не правда-ли?
— Нтъ, не скажу, — отвчалъ мастеръ Бардль.
— Отчего же?
— Мама не велла.
— Ну, она не узнаетъ: скажи, мой милый.
— Нтъ, посл сами узнаете, — отвчалъ мастеръ Бардль, длая отрицательный жестъ.- A ужъ есть тамъ и на мою долю славныя вещички: вотъ что!
Радуясь этой перспектив, веселый мальчикъ еще разъ повернулся на одной ног и побжалъ домой.
Въ продолженіе этого интереснаго разговора съ возлюбленнымъ сыномъ вдовы, м-ръ и м-съ Раддль вели оживленную бесду съ упрямымъ извозчикомъ относительно платы, которую онъ долженъ былъ получить за свою зду. Окончивъ
— Ахъ, Мери-Анна, что это съ тобою, моя милая? — спросила м-съ Клоппинсъ.
— Охъ, ужъ не спрашивай! я вся дрожу, Бетси, — отвчала м-съ Раддль. — Муженекъ-то мой хуже всякой бабы: везд и всегда я обязана хлопотать одна по его милости.
Иначе и не могло бы быть: при самомъ начал непріятнаго спора съ извозчикомъ м-съ Раддль сказала своему супругу, чтобы онъ держалъ языкъ на привязи и не совался не въ свое дло; но когда, въ настоящемъ случа, онъ хотлъ представить въ свое оправданіе этотъ извинительный пунктъ, м-съ Раддль немедленно обнаружила несомннные признаки обморока, предшествуемаго сильнымъ взрывомъ истерическаго припадка. И лишь только это обстоятельство было замчено изъ окна маленькой гостиной домика съ красными воротами и принято къ свднію м-съ Бардль, жилица ея, Сандерсъ и жилицына служанка бросились стремглавъ за ворота и потащили гостью въ домъ, разговаривая вс вдругъ, испуская вопли, стоны, жалобные крики, какъ будто м-съ Раддль была безпримрной страдалицей между всми смертными, обреченными страдать и мучиться цлую жизнь. Гостью положили на софу, расшнуровали, разстегнули, приставили бутылочку къ ея ноздрямъ, скляночку къ ея рту, и потомъ вс вмст принялись растирать ея виски съ такою дружною дятельностью, что м-съ Раддль, чихая и звая, принуждена была объявить наконецъ, что ей, слава Богу, гораздо лучше.
— Ахъ, бдняжка! — воскликнула м-съ Роджерсъ. — Я слишкомъ хорошо знаю, отчего она страдаетъ.
— Охъ, кто-жъ этого не знаетъ! — воскликнула м-съ Сандерсъ. — Бдная, бдная страдалица!
И затмъ вс леди простонали вкуп, и вс объявили единодушно, что жалютъ несчастную страдалицу отъ всего сердца и отъ всей души. Даже маленькая горничная жилицы, двчонка тринадцати лтъ отъ роду и трехъ футовъ ростомъ, поспшила выразить свое соболзнованіе плачевнымъ тономъ.
— Однако, что-жъ такое случилось? — спросила м-съ Бардль.
— Что это васъ разстроило, сударыня? — спросила м-съ Роджерсъ.
— Охъ, меня ужасно растревожили! — отвчала м-съ Раддль болзненнымъ тономъ жалобы и упрека.
Вс леди бросили негодующій взоръ на м-ра Раддля.
— Позвольте, сударыня, я вамъ объясню все дло, — сказалъ этотъ несчастный джентльменъ, выступая впередъ. — Когда мы подъхали къ этому дому, y насъ, видите ли, вышелъ споръ съ кучеромъ кабріойля {Вмсто кабріолета. Несчастный джентльменъ промолвился весьма неудачно, придавъ этому французскому экипажу англійское окончаніе совершенно извращающее смыслъ предмета. Онъ сказалъ cabrioily (oily — масляный) вмсто cabriolet и этимъ натурально обнаружилъ крайнее невжество, поразившее непріятнымъ образомъ утонченный вкусъ его благовоспитанной супруги. Вотъ почему она и взвизгнула тотчасъ же по произнесеніи этого слова. Прим. перев.}…
Громкій и пронзительный взвизгъ изъ устъ раздраженной супруги сдлалъ дальнйшее объясненіе совершенно невозможнымъ.
— Вы ужъ лучше бы оставили насъ, м-ръ Раддль, — сказала м-съ Клоппинсъ, — въ вашемъ присутствіи, я полагаю, ей никогда не придти въ себя.
Съ этимъ мнніемъ согласились вс безъ исключенія леди, и м-ръ Раддль принужденъ былъ выйти. Ему отрекомендовали удалиться на задній дворъ, гд онъ и погулялъ около четверти часа. По истеченіи этого времени, м-съ Бардль воротилась къ нему съ торжествующимъ лицомъ и объявила, что онъ можетъ, если угодно, войти въ комнату, но съ условіемъ — вести себя какъ можно осторожне въ отношеніи своей жены. Конечно, онъ не думаетъ оскорбить грубымъ обхожденіемъ деликатныя чувства бдной женщины, но Мери-Анна иметъ, къ несчастью, такую слабую комплекцію, и если не заботиться о ней, какъ о нжномъ цвточк, м-ръ Раддль можетъ потерять ее совершенно неожиданнымъ образомъ, и это, разумется, будетъ служить ему горькимъ упрекомъ на всю жизнь. Вс эти и подобныя рчи м-ръ Раддль выслушалъ съ великою покорностью и скоро воротился въ гостиную, кроткій и смирный какъ ягненокъ.
— A я вдь еще васъ не познакомила, м-съ Роджерсъ, — сказала м-съ Бардль. — Вотъ это м-ръ Раддль, сударыня; м-съ Клоппинсъ, сударыня; м-съ Раддль, сударыня…
— Родная сестрица м-съ Клоппинсъ, сударыня, — дополнила м-съ Сандерсъ.
— Право? — сказала м-съ Роджерсъ граціознымъ тономъ. — Скажите пожалуйста, какъ это мило!
М-съ Раддль улыбнулась очень сладко, м-ръ Раддль поклонился, м-съ Клоппинсъ съ неописанною любезностью выразила убжденіе, что ей чрезвычайно пріятно познакомиться съ такою очаровательною леди, какъ м-съ Роджерсъ, о которой она уже давно наслышалась самыхъ лестныхъ отзывовъ. Этотъ комплиментъ былъ принятъ съ граціозной снисходительностью.
— A вы что скажете, м-ръ Раддль? — спросила м-съ Бардль.
— Я, сударыня? Ничего. Я очень радъ.
— Чему-жъ ты радуешься, болванъ? — проговорила м-съ Раддль.
— Помилуй, душа моя, какъ же ему не радоваться? — подхватила м-съ Бардль. — Онъ, да еще Томми, будутъ единственными нашими кавалерами, когда мы подемъ теперь въ Гемпстедъ, въ "Испанскую гостинницу". Всякому порядочному джентльмену должно быть очень пріятно сопровождать столькихъ дамъ. Вы какъ объ этомъ думаете, м-съ Роджерсъ?
— Я совершенно согласна съ вами, — сказала м-съ Роджерсъ.
И согласились вс до одной, что м-ръ Раддль долженъ считать себя счастливйшимъ изъ смертныхъ, по поводу этой поэтической прогулки.
— Вы угадали мои чувства, милостивыя государыни, — сказалъ м-ръ Раддль, самодовольно потирая руки и обнаруживая желаніе выставить себя съ выгоднйшей стороны въ глазахъ прелестныхъ собесдницъ. — Только вотъ видите, если сказать правду, въ ту пору какъ мы хали сюда въ кабріойли…
Но при повтореніи этого слова, возбудившаго такія печальныя воспоминанія, м-съ Раддль испустила опять пронзительный звукъ, и приставила платокъ къ своимъ глазамъ. М-съ Бардль сердито нахмурила брови на м-ра Раддля, въ ознаменованіе, что ему ужъ было бы лучше воздержаться отъ всякихъ замчаній. Затмъ жилицына служанка получила приказаніе подчивать гостей.
Это было сигналомъ къ раскрытію завтныхъ сокровищъ буфета, гд помщались блюда съ апельсинами и бисквитами, одна бутылка стараго портвейна и бутылка превосходнаго индійскаго хереса, за которую въ одномъ изъ лучшихъ погребовъ заплатили ровно полтора шиллинга. Вс эти сокровища предложены были, къ наслажденію публики, отъ имени жилицы м-съ Бардль, и о нихъ-то маленькій Томми ничего не хотлъ сказать любознательной м-съ Клоппинсъ. Посл этого предварительнаго угощенья со стороны м-съ Роджерсъ, общество благополучно услось въ гомпстедскій омнибусъ, и черезъ два часа пріхало къ загороднымъ садамъ, гд процвтала "Испанская гостиница". Здсь самый первый поступокъ м-ра Раддля едва не повергъ въ обморокъ его любезную супругу: онъ имлъ глупость заказать чаю на семь персонъ, считая за особую персону мастера Бардля, и это было очень опрометчиво, какъ единодушно согласились вс прекрасныя леди: маленькій Томми могъ бы, конечно, пить изъ одной чашки съ кмъ-нибудь, или пріотвдывать изъ всхъ чашекъ, когда въ комнат не будетъ трактирнаго лакея. Это избавило бы отъ лишнихъ издержекъ, и чай былъ бы одинаково душистъ и крпокъ.