Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
— Ухалъ, — повторилъ м-ръ Снодграсъ.
— Куда?
— Неизвстно. Мы можемъ только догадываться, на основаніи вотъ этой бумаги, — сказалъ м-ръ Снодграсъ, вынимая письмо изъ кармана и подавая его президенту. — Вчера утромъ, когда получено было письмо отъ м-ра Уардля съ извстіемъ, что сестра его возвращается домой вмст съ вами, печаль, тяготвшая надъ сердцемъ нашего друга весь предшествовавшій день, начала вдругъ возрастать съ неимоврною силой. Вслдъ затмъ онъ исчезъ, и мы нигд не могли отыскать его цлый день. Вечеромъ трактирный конюхъ принесъ отъ него письмо изъ Моггльтона. Топманъ, видвшійся съ нимъ поутру, поручилъ ему отдать намъ эту бумагу не иначе, какъ въ поздній часъ ночи.
Съ недоумніемъ и страхомъ м-ръ
"Любезный Пикквикъ!
"Какъ любимецъ природы, щедро надленный ея благами, вы, мой другъ, стоите на необозримой высот передъ слабыми смертными, и могучая душа ваша совершенно чужда весьма многихъ слабостей и недостатковъ, свойственныхъ обыкновеннымъ людямъ. Вы не знаете, почтенный другъ и благопріятель, и даже не должны знать, что такое — потерять однажды навсегда очаровательное созданіе, способное любить пламенно, нжно, и попасть въ то же время въ хитро сплетенныя сти коварно-безчестнаго человка, который, подъ маской дружбы, скрывалъ въ своемъ сердц жало ядовитой зми. Сраженный безпощадною судьбой, я разомъ испыталъ на себ вліяніе этихъ двухъ ужасныхъ ударовъ.
"Письмо, адресованное на мое имя въ трактиръ "Кожаной бутылки", что въ Кобгем, вроятно, дойдетъ до моихъ рукъ… если только буду существовать на этомъ свт. Міръ для меня ненавистенъ, почтенный мой другъ и благопріятель, и я былъ бы радъ погрязнуть гд-нибудь въ пустын или дремучемъ лсу. О, если бы судьба, сжалившись надъ несчастнымъ, совсмъ исторгла меня изъ среды… простите меня — пожалйте! Жизнь для меня невыносима. Духъ, горящій въ нашей груди, есть, такъ сказать, рукоятка жезла, на которомъ человкъ, этотъ бдный носильщикъ нравственнаго міра, носить тяжелое бремя треволненій и суетъ житейскихъ: сломайте рукоятку — бремя упадетъ, и носильщикъ не будетъ боле способенъ идти въ дальнйшій путь. Такова натура человка, дражайшій мой другъ! Скажите очаровательной Рахили, — ахъ, опять, опять!
Треси Топманъ".
— Мы должны немедленно оставить это мсто, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, складывая письмо. — Посл того, что случилось, было бы вообще неприлично жить здсь; но теперь вдобавокъ мы обязаны отыскать своего друга.
И, сказавъ это, онъ быстро пошелъ домой.
Намреніе президента немедленно распространилось по всему хутору. Напрасно м-ръ Уардль и его дочери упрашивали пикквикистовъ погостить еще нсколько дней: м-ръ Пикквикъ былъ непреклоненъ. Важныя дла, говорилъ онъ, требуютъ его личнаго присутствія въ англійской столиц.
Въ эту минуту пришелъ на дачу старикъ пасторъ.
— Неужели вы точно дете? — сказалъ онъ, отведя въ сторону м-ра Пикквика.
М-ръ Пикквикъ далъ утвердительный отвтъ.
— Въ такомъ случа позвольте вамъ представить небольшой манускриптъ, который я хотлъ было прочитать здсь въ общемъ присутствіи вашихъ друзей. Рукопись эта, вмст съ нкоторыми другими бумагами, досталась мн посл смерти моего друга, доктора медицины, служившаго въ нашемъ провинуіальномъ сумасшедшемъ дом. Большую часть бумагъ я сжегъ; но эта рукопись, по многимъ причинамъ, тщательно хранилась въ моемъ портфел. Вроятно, вы такъ же, какъ и я, будете сомнваться, точно ли она есть подлинное произведеніе сумасшедшаго человка; но во всякомъ случа мн весьма пріятно рекомендовать этотъ интересный памятникъ ученому вниманію вашего клуба.
М-ръ Пикквикъ съ благодарностью принялъ манускриптъ и дружески разстался съ обязательнымъ пасторомъ.
Гораздо трудне было разстаться съ радушными и гостепріимными жителями Меноръ-Фарма. М-ръ Пикквикъ поцловалъ молодыхъ двушекъ — мы хотли сказать: съ отеческою нжностью, какъ будто он были его родныя дочери; но это выраженіе по нкоторымъ причинамъ оказывается неумстнымъ, и потому надобно сказать просто: — Пикквикъ поцловалъ молодыхъ двушекъ, обнялъ старую леди съ сыновнею нжностью, потрепалъ, по патріархальному обычаю, розовыя щеки смазливыхъ горничныхъ и вложилъ въ ихъ руки боле субстанціальныя доказательства своего отеческаго одобренія. Размнъ прощальныхъ церемоній съ самимъ хозяиномъ счастливой семьи былъ чрезвычайно трогателенъ и радушенъ; но всего трогательне было видть, какъ прощался поэтъ Снодграсъ со всми членами семейства и особенно съ миссъ Эмиліей Уардль, начинавшей уже вполн понимать поэтическія свойства молодого гостя.
Наконецъ, посл многихъ возгласовъ, поцлуевъ, объятій, рукопожатій, друзья наши выбрались на открытый дворъ и медленными шагами выступили за ворота. Нсколько разъ оглядывались они на гостепріимный Меноръ-Фармъ, и много воздушныхъ поцлуевъ послалъ м-ръ Снодграсъ въ отвтъ на взмахъ благо платочка, безпрестанно появлявшагося въ одномъ изъ верхнихъ оконъ.
Въ Моггльтон путешественники добыли колесницу, доставившую ихъ въ Рочестеръ безъ дальнйшихъ приключеній. Дорогой общая печаль ихъ нсколько утратила свою сокрушительную силу, и они уже могли, по прибытіи въ гостиницу, воспользоваться превосходнымъ обдомъ, изготовленнымъ на кухн "Золотого быка". Отобравъ, наконецъ, необходимыя справки относительно дальнйшей зды, друзья наши черезъ нсколько часовъ посл обда, отправились въ Кобгемъ.
То была превосходная прогулка, такъ какъ іюньскій день склонялся къ вечеру и на безоблачномъ неб солнце продолжало еще сіять во всемъ своемъ блеск. Путь нашихъ друзей лежалъ черезъ густой и тнистый лсъ, прохлаждаемый слегка свжимъ втеркомъ, шелествшимъ между листьями, и оживляемый разнообразнымъ пніемъ птицъ, порхавшихъ съ кустика на кустикъ. Мохъ и плющъ толстыми слоями обвивались вокругъ старыхъ деревьевъ, и зеленый дернъ разстилался шелковымъ ковромъ по мягкой земл. Путешественники подъзжали къ открытому парку съ древнимъ замкомъ, обнаружившимъ передъ ихъ глазами затйливыя выдумки живописной архитектуры временъ королевы Елисаветы. Со всхъ сторонъ виднлись тутъ длинные ряды столтнихъ дубовъ и вязовъ; обширныя стада оленей весело щипали свжую траву, и по временамъ испуганный заяцъ выбгалъ на долину съ быстротою тней, бросаемыхъ на землю облаками въ солнечный ландшафтъ.
— О, еслибъ вс оскорбленные и страждущіе отъ вроломства людей приходили со своей тоской на это поэтическое мсто, — я убжденъ, привязанность ихъ къ жизни возвратилась бы немедленно при одномъ взгляд на эти прелести природы:
Такъ воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, упоенный философическимъ очарованіемъ и озаренный вдохновеніемъ счастливыхъ мыслей.
— Я совершенно согласенъ съ вами, — сказалъ м-ръ Винкель.
— И нельзя не согласиться, — подтвердилъ м-ръ Пикквикъ. — Это мсто придумано, какъ нарочно, для оживленія страдающей души закоренлыхъ мизантроповъ.
М-ръ Снодграсъ и м-ръ Винкель изъявили еще разъ свое совершеннйшее согласіе на глубокомысленное замчаніе президента.
Черезъ нсколько минутъ трое путешественниковъ были уже подл деревенскаго трактира "Кожаной бутылки" и заботливо разспрашивали о своемъ друг.
— Томми, ведите джентльменовъ въ общую залу, — сказала трактирщица.
Коренастый малый, двадцати лтъ съ небольшимъ, отворилъ дверь въ конц коридора и ввелъ путешественниковъ въ длинную низенькую комнату, меблированную по всмъ сторонамъ кожаными стульями съ высокими спинками, и украшенную по стнамъ разнообразною коллекціей портретовъ и фигуръ самаго фантастическаго свойства. На верхнемъ конц этой залы находился столъ, на стол — блая скатерть деревенскаго издлія, на блой скатерти — жареная курица, ветчина, бутылка мадеры, дв бутылки шотландскаго пива, и прочая, и прочая. За столомъ сидлъ не кто другой, какъ самъ м-ръ Топманъ, удивительно мало похожій на человка, проникнутаго ненавистью къ благамъ земной жизни.