Замогильные записки Пикквикского клуба
Шрифт:
Простоявъ съ минуту y дверей и видя, что его не спрашиваютъ ни о чемъ, Самъ поклонился и ушелъ.
— Половина десятаго… пора… концы въ воду, — проговорилъ джентльменъ, въ которомъ читатель, безъ сомннія, угадалъ пріятеля нашего, Альфреда Джингля.
— Кудажъ ты, мой милый? — спросила двственная тетка.
— За позволеніемъ, мой ангелъ… вписать… объявить пастору, и завтра ты моя… моя навки! — сказалъ м-ръ Джингль, пожимая руку своей невсты.
— За позволеніемъ! — пропищала Рахиль, красня, какъ піонъ.
— За позволеніемъ, — повторилъ м-ръ Джингль.
Лечу— Милый мой поэтъ! — воскликнула Рахиль.
— Мн ли не быть поэтомъ, прелестная вдохновительница моей музы! — возгласилъ счастливый Альфредъ Джингль.
— Не могутъ ли насъ обвнчать къ вечеру сегодня? — спросила Рахиль.
— Не могутъ, мой ангелъ… запись… приготовленія… завтра поутру.
— Я такъ боюсь, мой милый: братъ легко можетъ узнать, гд мы остановились! — замтила померанцовая невста, испустивъ глубокій вздохъ.
— Узнать… вздоръ!.. переломилъ ребро… недлю отдыхать… подетъ… не догадается… проищетъ мсяцъ… годъ не заглянетъ въ Боро… пріютъ безопасный… захолустье — ха, ха, ха!.. Превосходно!
— Скорй приходи, мой другъ, — сказала двственная тетка, когда женихъ ея надлъ свою скомканную шляпу.
— Теб ли напоминать объ этомъ, жестокая очаровательница? — отвчалъ м-ръ Джингль, напечатлвъ двственный поцлуй на толстыхъ губахъ своей восторженной невсты.
И, сдлавъ отчаянное антраша, кочующій актеръ перепрыгнулъ черезъ порогъ.
— Какой душка! — воскликнула счастливая невста, когда дверь затворилась за ея женихомъ.
— Странная двка! — сказалъ м-ръ Джингль, проходя галлерею.
Мы не станемъ продолжать длинную нить размышленій, гомозившихся въ разгоряченномъ мозгу м-ра Джингля, когда онъ "летлъ на крыліяхъ любви" за позволеніемъ вступить въ законный бракъ: бываютъ случаи, когда вроломство мужчины приводитъ иной разъ въ содроганіе самое твердое сердце. Довольно сказать, что кочующій актеръ, миновавъ драконовъ въ блыхъ передникахъ, счастливо добрался до конторы и мигомъ выхлопоталъ себ драгоцнный документъ на пергамент, гд, какъ и водится, было изъяснено, что: "архіепископъ кентерберійскій привтствуетъ и благословляетъ добродтельную чету, возлюбленнаго сына Альфреда Джингля и возлюбленную дщерь Рахиль Уардль, да будутъ они въ законномъ супружеств" и проч. Положивъ мистическій документъ въ свой карманъ, м-ръ Джингль съ торжествомъ направилъ свои шаги въ обратный путь.
Еще не усплъ онъ воротиться къ своей возлюбленной невст, какъ на двор гостиницы "Благо Оленя" появились два толстыхъ старичка и одинъ сухопарый джентльменъ, бросавшій вокругъ себя пытливые взгляды, въ надежд отыскать предметъ, способный удовлетворить его любопытству. Въ эту самую минуту м-ръ Самуэль Уэллеръ ваксилъ огромные сапоги, личную собственность фермера, который между тмъ, посл утреннихъ хлопотъ на толкучемъ рынк, прохлаждалъ себя въ общей зал за легкимъ завтракомъ изъ двухъ фунтовъ холодной говядины и трехъ бутылокъ пива. Сухопарый джентльменъ, осмотрвшись вокругъ себя, подошелъ къ Самуэлю и сказалъ вкрадчивымъ тономъ:
— Любезнйшій!
"Знаемъ мы васъ", подумалъ про себя Самуэль "мягко стелете да жестко спать. Хочетъ, вроятно, даромъ выманить какой нибудь совтъ". Однакожъ онъ пріостановилъ свою работу и сказалъ:
— Что вамъ угодно?
— Любезнйшій, — продолжалъ сухопарый джентльменъ съ благосклонной улыбкой, — много y васъ народа нынче, а? Вы, кажется, очень заняты, мой милый, а?
Самуэль бросилъ на вопросителя пытливый взглядъ. Это былъ мужчина среднихъ лтъ, съ продолговатымъ лицомъ и съ маленькими черными глазами, безпокойно моргавшими по обимъ сторонамъ его инквизиторскаго носа. Одтъ онъ былъ весь въ черномъ, и сапоги его блестли, какъ зрачки его глазъ, — обстоятельство, обратившее на себя особенное вниманіе Самуэля. На ше y него красовался блый галстукъ, изъ-подъ котораго выставлялись блые, какъ снгъ, воротнички его голландской рубашки. Золотая часовая цпочка и печати картинно рисовались на его груди. Онъ держалъ въ рукахъ свои черныя лайковыя перчатки и, завязавъ разговоръ, забросилъ свои руки подъ фалды фрака, съ видомъ человка, привыкшаго ршать головоломныя задачи.
— Такъ вы очень заняты, мой милый, а?
— Да таки-нешто: не сидимъ поджавши ноги, какъ обыкновенно длалъ пріятель мой портной, умершій недавно отъ апоплексическаго удара. Сидимъ себ за круглымъ столомъ да хлбъ жуемъ; жуемъ да и подхваливаемъ, a хрна намъ не нужно, когда говядины вдоволь.
— Да вы весельчакъ, сколько я вижу.
— Бывалъ встарину, когда съ братомъ спалъ на одной постели. Отъ него и заразился, сэръ: веселость — прилипчивая болзнь.
— Какой y васъ старый домъ! — сказалъ сухопарый джентльменъ, осматриваясь кругомъ.
— Старъ да удалъ; новый былъ да сплылъ, и гд прежде была палата, тамъ нынче простая хата!
— Вы рифмачъ, мой милый.
— Какъ грачъ, — отвчалъ невозмутимый Самуэль Уэллеръ.
Сухопарый джентльменъ, озадаченный этими бойкими и совершенно неопредленными отвтами, отступилъ на нсколько шаговъ для таинственнаго совщанія со своими товарищами, двумя толстенькими старичками. Сказавъ имъ нсколько словъ, онъ открылъ свою серебряную табакерку, понюхалъ, вынулъ платокъ, и уже хотлъ, повидимому, вновь начать свою бесду, какъ вдруігъ одинъ толстый джентльменъ, съ весьма добрымъ лицомъ и очками на носу, бойко выступилъ впередъ и, махнувъ рукою, завелъ свою рчь довольно ршительнымъ и выразительнымъ тономъ:
— Дло вотъ въ чемъ, любезнйшій: пріятель мой, что стоитъ передъ вашимъ носомъ (онъ указалъ на другого толстенькаго джентльмена), дастъ вамъ десять шиллинговъ, если вы потрудитесь откровенно отвчать на одинъ или два…
— Позвольте, почтеннйшій, позвольте, — перебилъ сухопарый джентльменъ, — первое и самое главное правило, которое необходимо соблюдается въ такихъ случаяхъ, состоитъ въ слдующемъ: какъ скоро вы поручаете ходатайство о своемъ дл постороннему лицу, то ваше собственное личное вмшательство можетъ оказаться не только безполезнымъ, но и вреднымъ, a посему — второе правило — надлежитъ намъ имть, при существующихъ обстоятельствахъ, полную довренность къ этому оффиціальному лицу. Во всякомъ случа, м-ръ… (онъ обратился къ другому толстенькому джентльмену) извините, я все забываю имя вашего друга.
— Пикквикъ, — сказалъ м-ръ Уардль.
Читатель давно догадался, что толстенькіе старички были не кто другіе, какъ почтенный президентъ Пикквикскаго клуба и достопочтенный владлецъ хутора Дингли-Делль.
— Извините, почтеннйшій м-ръ Пикквикъ, во всякомъ другомъ случа мн будетъ очень пріятно воспользоваться вашимъ совтомъ въ качеств amici curiae; но теперь, при настоящихъ обстоятельствахъ, вмшательство ваше съ аргументомъ ad captandam benevolentiam, посредствомъ десяти шиллинговъ, не можетъ, въ нкоторомъ род, принести ни малйшей пользы.